со щелчком открылись четыре смертоносных отверстия, их стволы, каждый из которых был по меньшей мере 15 мм в диаметре, исчезали в глубине портфеля. Теперь стало понятно, почему Кених так судорожно держался за его ручку. Отдача от выстрела была бы чудовищной.
- Оружие на стол, - произнес Кених. - Немедленно!
Тон приказа ни в коей мере не терпел возражения. Худощавый подчинился. Теперь его глаза были широко раскрыты, а шрамы стали мертвенно белыми.
- Теперь ты, - произнес Кених, чуть качнув портфель, так что толстяк тоже оказался под прицелом. Последний больше не улыбался, вытаскивая орркие и медленно и осторожно опуская его на стол.
- Разумно, - сказал Шредер, бесшумно подходя к ним. По пути он вытащил носовой платок, наклонился, взялся им за край плевательницы и поднял ее. Затем он взял с бара полпинтовый стакан “гиннеса” и вылил в плевательницу.
- Вам не пройти мимо ребят в коридоре, вы же знаете, - резко сказал худощавый.
- О, мы пройдем, - ответил Кених, - Но будьте уверены, что, если у нас ничего не получится, вы здесь не будете радоваться нашей беде.
Он положил в карман пистолет худощавого, а другой швырнул через комнату. Шредер нес плевательницу, держа ее в свободной правой руке. Только теперь ирландцы осознали те перемены, которые произошли в немцах. Если раньше они, казалось, нервничали, были робкими, то теперь стали уверенными, невозмутимыми, как глыбы. Пот Кениха высох в считанные секунды. Взгляд его маленьких, холодных глазок пронизывал насквозь, когда он грубой рукой приглаживал свои коротко стриженые волосы. Казалось, он вырос по крайней мере, на четыре-пять дюймов.
- Ведите себя очень тихо, - сказал он, - и, может быть, я оставлю вас в живых. Если вы зашумите или попытаетесь привлечь внимание, тогда... - Кених неопределенно пожал плечами. - Одна ракета из этого портфеля и слона свалит. Две на каждого - и вас мать родная не признает, если она у вас есть.
Шредер, с улыбкой в глазах за толстыми линзами и с широким волчьим оскалом на лице, подошел сзади к этим двоим и произнес:
- Руки на стол. - Затем, когда они повиновались:
- А теперь - головы на руки и замрите. - Он помешивал содержимое плевательницы.
- Джентльмены, - продолжил он наконец, - и да простит меня Бог, который несомненно существует, за то, что я вас так называю, ибо это не самый большой мой грех, - вы сделали большую ошибку. Вы думали, я приеду в эту страну и приду сюда к вам в руки, ничего не предприняв для собственной безопасности? Господин Кених здесь - это и есть та самая предосторожность или, вернее, большая часть ее. Его талант заключается в том, что он думает плохие мысли. И никогда - хорошие. Так он защищает меня уже в течение многих лет, начиная с 1944 года. И ему это удается, потому что он успевает подумать свои плохие мысли раньше, чем другие сделают это. - С этими словами он вылил содержимое глубокой плевательницы на склоненные головы.
Маленький толстяк застонал, но не пошевелился. Худощавый выругался и выпрямился. Кених достал из кармана пистолет террориста. Подойдя к бородачу, он с силой прижал пистолет к верхней губе ирландца, прямо под носом. Затем медленно повел руку вверх до тех пор, пока дуло не уткнулось террористу в левую ноздрю. Скамья за ногами ирландца мешала тому двигаться, он выставил перед собой трясущиеся руки.
- Господин Шредер приказал тебе не двигаться, ирландская вонючка, - напомнил Кених.
Теперь его акцент стал еще заметнее. На мгновение террорист подумал, что понял прозвучавший в голосе намек, и его руки забились, как пойманные в ловушку птицы. Он пожалел, что обзывал немцев. Кених, чуть отодвинув пистолет от липа, позволил ирландцу расслабиться. Тот опустил руки и стал садиться, пытаясь изобразить подобие улыбки сквозь месиво помоев и пива, капавших с его лица. Кених ожидал, что тот будет храбриться, и приготовился к этому. Он решил убить этого ирландца в назидание другому, и это был подходящий момент.
Он снова приставил пистолет к липу худощавого, и его рука напряглась, как поршень. Ствол прорубался сквозь губы, зубы, язык, его мушка ободрала небо ирландца. Тот давился, дергался, отшатываясь назад, кроваво кашлял, но дуло все еще было у него во рту. Если бы он мог, то закричал бы от боли.
Быстрым рывком Кених убрал пистолет, разорвав при этом террористу рот, и тут же, оставив портфель, схватил жертву за куртку и ударил пистолетом. Еще, еще и еще. Движения были быстрыми и смертоносными. Они со свистом рассекали воздух, и можно было слышать только характерные звуки ударов. Последний удар, выбивший адамово яблоко, прикончил ирландца. Тот рухнул на скамью с разорванным носом и выбитым правым глазом, повисшим на жилке.
Толстяк все это видел. Он не осмеливался даже на дюйм приподнять голову от стола. В полуобморочном состоянии он плюхнулся обратно в помои. Все это произошло так быстро, что кроме звуков ударов ничто не нарушило тишины. Однако какой-то шум все же долетел до ждавшим в коридоре людей, но они не поняли его причину, - оттуда раздались подавленные смешки. Затем приглушенное бормотание возобновилось.
Кених вышел из-за стола, наклонился и разорвал куртку на убитом. Оторвав кусок рубашки, он повернулся к толстяку и, прежде чем привести его в чувство, грубо обтер тому голову и лицо. Когда мужчина открыл глаза, то чуть снова не потерял сознание.
Шредер схватил его за бороду и сунул ему под нос его же собственный пистолет.
- Ты пойдешь с нами, - сказал ему промышленник. - Кстати, можешь называть меня полковником. Господин Кених был самым молодым фельдфебелем в моих довольно специализированных войсках. Ты только что видел, почему он, такой молодой, сумел так продвинуться по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108