И все-таки я могу нанести тебе удар раньше, чем нанесешь его ты, или одновременно. И тогда нас обоих ждет ужасная смерть. Поэтому... подожди, пока я закрою глаза, и тогда бей - сильно и наверняка, а затем беги! Бей и тут же отскакивай в сторону. Ты все понял?»
Я кивнул.
Он закрыл глаза.
Я нанес удар.
В тот самый миг, когда прямое блестящее лезвие коснулось его шеи, может быть, чуть раньше, еще до того, как оно отсекло голову, глаза его резко открылись. Но он предупредил меня, и я помнил его слова. Как только голова отлетела и из раны хлестнула кровь, я отпрянул назад. Крутясь и подскакивая, голова катилась среди горящих книг. Но, клянусь Богом, пока она катилась, как бы она ни поворачивалась, полные осуждения глаза неотрывно смотрели в мою сторону! И о Боже! Его рот, его рот и то, что было внутри! Раздвоенный, похожий на змеиный язык, скользкий, дрожащий, блуждающий по губам, мгновенно ставшим из красных мертвенно бледными!..
Но худшее было впереди - его голова менялась на глазах. Кожа плотно обтянула череп, который в свою очередь изменил форму, превратившись в вытянутую морду огромной собаки или волка. Свирепо горящие глаза, прежде желтые, приобрели цвет крови. Верхние зубы накрыли нижнюю губу, прижав к ней раздвоенный язык, а огромные клыки стали изогнутыми и острыми, как иглы!
Все это правда! Я видел это! Я видел это наяву! Но длился кошмар несколько мгновений, а потом голова стала на глазах исчезать. Наверное, все дело было в жаре, потому что только невероятный жар мог привести к тому, что голова начала пузыриться и таять. Ужас пригвоздил меня к месту. Я замер, а затем бросился прочь - подальше от по-прежнему не сводящей с меня глаз, чужой, разрушающейся головы, подальше от обезглавленного тела, с которым тоже начало происходить нечто ужасное!.. А потом оно полностью разрушилось...
Если вы помните, я накрыл тело пиджаком, чтобы не видеть страшных ран. Теперь какая-то невидимая сила изнутри приподняла его, а потом пиджак зашевелился и разлетелся на две половины, которые, кем-то в ярости отброшенные, взлетели к потолку. Вслед за этим из живота буквально выскочило заостренное на конце щупальце - оно было покрыто белыми чешуйками, судорожно извивалось и вертелось во все стороны. Словно дьявольская плетка, оно крутилось в воздухе, изгибалось, будто что-то искало среди дыма и пламени!
Потом щупальце поползло по полу, судорожно обследуя горящую комнату, но при этом ловко уклоняясь от огня. Я вскочил на стул и скорчился на нем, парализованный ужасом. Со своего возвышения я мог увидеть, что происходило с лежавшим на полу телом: на моих глазах оно стало стремительно разлагаться, превратилось сначала в скелет, с которого осыпались остатки плоти, а затем - в прах. Едва это случилось, щупальце замедлило движение, сократилось и уползло обратно - туда, где прежде лежало тело его хозяина, - а теперь остались лишь части скелета и прах...
Все это, как вы понимаете, произошло в считанные секунды, гораздо быстрее, чем я вам об этом рассказываю. Я не могу поклясться, что все, о чем я вам рассказал, случилось на самом деле. Но сам я верю, что действительно видел это.
Так или иначе, но когда потолок накренился еще больше, я буквально скатился со стула, а рухнувшие балки, подняв вверх столб огня и дыма, похоронили под собой комнату, где произошли столь, ужасные события. Не спрашивайте меня, как мне удалось выбраться наружу, - этого я совершенно не помню, - но, когда я мчался прочь, откуда-то из развалин, изнутри, до меня донесся долгий, полный невыразимой муки вопль, одновременно жалобный, ужасный и гневный. Это было стенание, какого я больше в своей жизни не слышал и, надеюсь, не услышу никогда.
Потом...
С неба опять посыпались бомбы. Больше я ничего не помню, так как пришел в себя только в полевом госпитале. Я лишился ноги и, как меня тогда уверяли, в какой-то мере разума. Считалось, что это следствие контузии, и я, убедившись в тщетности попыток рассказать правду, вынужден был согласиться с общим мнением. И мое тело, и мой разум стали жертвами той бомбежки...
Да... Но среди вещей, которые мне вернули при выписке из госпиталя, была та, которая подтверждала правдивость моих воспоминаний. Она и сейчас при мне.
Глава 9
Поверх жилета Гирешци носил золотую цепь. Из левого кармашка он вытащил серебряные карманные часы, совершенно не гармонировавшие со старинной цепью, а из правого - медальон, о котором говорил. Он передал медальон Драгошани. Затаив дыхание, Драгошани схватил его и буквально впился в него глазами, не обратив никакого внимания на часы и цепь. На лицевой стороне медальона он увидел прекрасной работы геральдический крест, принадлежавший рыцарям святого Иоанна Иерусалимского. Однако крест был кем-то старательно изуродован - во многих местах его пересекали глубокие царапины. А на обратной стороне медальона...
Драгошани в какой-то степени был готов увидеть то, что увидел: грубо сработанный барельеф, изображающий дьявола, летучую мышь и дракона. Изображение было слишком хорошо ему известно, и сам собой вырвался давно мучивший его вопрос:
- Вы выяснили его происхождение?
- Вы имеете в виду геральдическое значение этого изображения? Я пытался. Несомненно оно что-то означает, но мне не удалось установить происхождение именно этого герба, его принадлежность. Я могу вам рассказать о символике дракона или летучей мыши, исходя из местной истории, но что касается дьявола, то связанное с ним довольно... неясно. Я, конечно, пришел к определенным выводам, но это всего лишь догадки, предположения, почти ничем или мало чем под...
- Нет, - нетерпеливо оборвал его Драгошани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162