Кхай обучался математике и, ожидая полуночи (когда, судя по тому, что сказал Анулеп, появится сам фараон), юноша вспомнил то, чему его учили, и определил нынешнее количество обитательниц гарема. Он подсчитал, что раз теперь шел третий квартал седьмого года, то у Хасатута имелась восемьдесят одна жена.
Восемьдесят одна жена? Насколько было известно Кхайю, никто никогда их не видел. Мальчик стал размышлять, где их могут содержать. В сердце пирамиды имелось много помещений, и Кхай знал это лучше, чем кто-либо другой, но достаточно ли, чтобы разместить восемьдесят одну женщину? Кто готовит им еду? Где они едят? Где моются? Пирамида просто не приспособлена для этого. Разве каждой из них не требуются отдельные покои? Конечно, они должны иметь их, но в пирамиде не было такого числа комнат. Несмотря на ее величину, места внутри было не так много...
Пытаясь решить эти загадки, Кхай услышал удар бронзового гонга где-то в глубине пирамиды, — могильный звук в каменных джунглях, разнесшийся эхом и долго зловеще висевший в воздухе. Однако он незамедлительно подействовал на нубийцев. Еще до того, как замолчало эхо, огромные чернокожие мужчины отступили от девушек и остановились возле украшенного драгоценными камнями трона — по трое с каждой стороны. Они расправили плечи и больше не улыбались, спрятав остро заточенные зубы за толстыми губами.
Анулеп встал за троном. Верховный жрец стоял прямо и неподвижно, ожидая появления фараона.
Теперь Кхай удивлялся больше, чем когда-либо, потому что становилось очевидным, что маленький, украшенный драгоценными камнями стул представлял собой трон Хасатута. Почему же это не был настоящий трон, размером подходящий для нормального мужчины? Ведь фараон не сможет уместить свое массивное тело в...
Додумать Кхай не успел, потому что внезапно увидел то, во что сначала никак не мог поверить, поразившись до глубины души. Из туннеля вынырнула фигура — с высокой короной Хасатута на голове, одетая в золотисто-желтые одежды, расшитые крестами с двумя петлями — тай-анками. Это должен быть сам фараон... но подобное казалось невозможным. Мужчина («А в самом ли деле это мужчина?» — удивился Кхай) от силы достигал пяти футов, уродливый и хромой, он Двигался как-то кривобоко, напоминая недодавленное насекомое.
Фараон или экзотическое домашнее животное фараона? Какой-то вид обезьяны? Но нет, это была не обезьяна. Это в самом деле оказался... Хасатут!
Кхай понял это, как только существо заговорило.
Мальчик сразу узнал голос уродца. Теперь он не звучал громоподобно и не сопровождался присвистом, как во время выступлений перед народом, когда звук, по всей вероятности, усиливайся надетой на голову маской. Но, тем не менее, это был тот же голос. Быстро, оправившись от потрясения, стараясь не думать об отвратительной внешности фараона, Кхай пригляделся повнимательнее. Теперь он хотел видеть и знать все-все.
Лицо под высокой короной чертами напоминало старого фараона. Кхайю едва исполнилось семь лет, когда умер Танапет, но мальчик не забыл лицо предыдущего правителя: вытянутая челюсть, маленькие круглые глазки, похожие на кошачьи, тонкие, прямые брови, покатый лоб, линия которого плавно переходила в корону. Все эти черты четко прослеживались в сыне Танопета — Хасатуте. Что-то имелось и от матери, маленькой женщины с бледной кожей...
Сколько лет Хасатуту? Его отец был очень стар.
Ходили слухи, что он дожил до ста пятнадцати лет.
Поскольку Хасатут родился, когда старику еще не исполнилось и сорока, то фараону сейчас должно быть немало лет. Тем не менее, его движения и манеры напоминали Кхайю ребенка, сильного и крайне злобного.
Однако в его ужасном голосе не было ничего детского. Расхаживая по комнате в развевающихся золотисто-желтых одеждах, он по очереди останавливался перед каждой из девушек и заглядывал им в глаза, горящие под вуалями:
— Красивая. Красивая. Очаровательная. Да, Анулеп, я очень доволен!
Хотя слова Хасатута и были теплыми по содержанию, тон его оставался холодным, как глубокая, высеченная в скале гробница.
— Удовольствие фараона — мое удовольствие, — ответил Анулеп, низко кланяясь, согнувшись так, что его лоб едва не касался спинки трона.
Теперь карлик приблизился к своему трону. Движениями он напоминал нильского краба. Фараон бочком поднялся по крошечным ступенькам, развернулся и опустился на сиденье, уставившись на прикованных к стене девушек. Как только фараон сел, Анулеп выпрямился, затем нагнулся к уху фараона и что-то прошептал ему. Хасатут разразился жутким лающим смехом. Глаза фараона и визиря снова остановились на трех девушках.
К тому времени нубийка в белой одежде, стоявшая между двумя золотокожими кеметками, начала проявлять интерес к происходящему. Очевидно, всем трем дали какой-то наркотик, потому что они безвольно опирались на камни, подняв руки над головой. Ближайшая к Кхайю девушка, казалось, даже задремала, и ее голова безвольно свесилась.
Однако теперь все они очнулись и, судя по неловким движениям, Кхай понял, что они испытывают неудобство, находясь в одних и тех же позах столько времени. Кровь уже оттекла от рук. Действие наркотика ослабевало. Чернокожая девушка приходила в себя гораздо быстрее других. Ее карие глаза округлились, когда она обвела взглядом помещение. Наконец ее взгляд остановился на Хасатуте, все это время наблюдавшем за ней.
Фараон облизал свои бледные, тонкие губы и встал.
Он Дрожал, спускаясь с тропа. Оказавшись на полу, он заковылял через комнату к прикованным к стене невестам. Вначале он подошел к нубийке и уставился на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103