Анулет направился прямо к Харсину Бену Ибизину, не обращая ни малейшего внимания на остальных — губернаторов, высших должностных лиц и послов, — и приказал старому архитектору предстать вместе со своей семьей перед фараоном. Услышав приказ Анулепа, Харсину Бену показалось, что голос визиря идет из какого-то туннеля, где его многократно повторяет эхо; словно он сам видит кошмар и все происходящее ему лишь снится. Какое-то ужасное предчувствие подсказывало ему, что все складывается очень плохо, хуже некуда. Наконец он в сопровождении своей семьи направился к фараону и простерся перед ним ниц. Жена и дети последовали его примеру. Затем архитектор встал, чтобы услышать, что скажет царь-бог. Голос Хасатута звучал привычно громко и, как всегда, сопровождался посвистыванием:
— Харсин Бен Ибизин, Главный Архитектор пирамиды, знаешь ли ты, почему тебя первым вызвали предстать передо мной?
Харсин Бен попытался что-то ответить, но в горле у него пересохло. В конце концов он просто покачал головой.
— И все-таки я думаю, что ты знаешь, — продолжал фараон. — Из-за этого пересохло твое горло. Хорошо, я сам скажу тебе. Я собираюсь сделать тебя примером.
— При... примером, о Всемогущий? Я...
— Да, примером. Для остальных глупцов, кто думает использовать доверие и данную им власть против меня. Ты — предатель, Харсин Бен Ибизин. Я, фараон, обвиняю тебя в измене!
Стоило Хасатуту произнести последний звук, как все черные гвардейцы одновременно хором произнесли: «Вах!» — и сделали шаг вперед.
— Ты... ты... обвиняешь меня, о Всемогущий? — покачнулся Харсин Бен, а члены его семьи в страхе прижались к нему. — Но...
— Не только тебя, архитектор, — ответил громовой голос, — но и тех, кто стоит рядом с тобой. Вы все предатели за одним исключением — мальчика Кхайя.
Только он честно исполнял мой приказ.
Огромная украшенная драгоценными камнями голова медленно повернулась в сторону визиря:
— Анулеп, принеси чертежи пирамиды.
Харсин Бен громко вздохнул, узнав свои чертежи.
Их выложили на стол перед фараоном. Архитектор шагнул вперед и потянулся за ними.
— Стой на месте, Харсин Бен, и слушай, — приказал Хасатут. — Твои планы ошибочны и, таким образом, показывают твое предательство!
— Ошибочны? — переспросил Харсин Бен, хватая ртом воздух. — Но, Всемогущий...
— Если бы мою гробницу завершили в соответствии с этими планами, — прогрохотал гневный голос фараона, — то она не смогла бы, пропустив песок в нижние помещения, наглухо запечатать самую нижнюю камеру, где будут лежать мои бессмертные останки до тех пор, пока они не вернутся к моим отцам на небо. И как бы я мог тогда пережить столетия до второго пришествия богов со звезд?
— О Всемогущий, я... — начал старик, но фараон снова перебил его.
— А если не будет сохранена моя земная форма, в которой живет мой бессмертный Ка, то тогда даже боги не смогут меня воскресить! Тебе это прекрасно известно, Харсин Бен, тем не менее, ты специально пытался нарушить мои планы и лишить меня бессмертия!
Вах! — прозвучал дикий крик, вырвавшийся одновременно из глоток всех черных гвардейцев, когда они сделали второй шаг вперед.
Нет, Спустившийся с Небес, это ложь! — закричал старый архитектор, вырываясь из рук перепуганных членов его семьи. Наконец, освободившись, шатаясь, он двинулся вперед. Анулеп быстро встал между фараоном и стариком, но архитектор рухнул на колени перед визирем и обхватил руками ноги Анулепа.
— Визирь! — закричал он. — Скажи фараону, что он ошибается! Мои планы проверял мой сын Адхан, а он знает толк в цифрах!
— Молчать! — взревел фараон. — Наберись мужества и признай себя виновным! Или я ошибаюсь? Это твой сын Адхан-математик проверял твои планы, не так ли? В таком случае выйди вперед, Адхан, и посмотри на чертежи своего отца. Иди сюда, я приказываю тебе.
Дрожа всем телом, белый как мел Адхан вышел вперед, как ему велели, и уставился на чертежи, разложенные на небольшом столике. В удивленных и испуганных глазах молодого человека постепенно появились неверие, а потом злость. Его щеки порозовели, он поднял голову и посмотрел в скрытые маской глаза Хасатута.
— Фараон, я вижу ошибку... по это не вина моего отца. И не моя. В эти схемы кто-то внес исправления, причем этот человек знал свое дело!
— Внес исправления? И твой отец не заметил этой... подделки? А ты, великий математик, тоже не заметил?
Чем же вы занимались, если не работали на строительстве пирамиды?
— Работа нам хорошо известна, о Всемогущий, — объяснил Адхан. — Нам не требуется часто заглядывать в чертежи. Но мы в самом скором времени обнаружили бы...
— Молчать! — снова закричал фараон. — Вы оба лжете... и ты, и твой отец. В планы в самом деле внесены изменения. Но, похоже, не только в них. Ты станешь утверждать, что и в твою сестру тоже «внесли изменения» или как?
Огромная, украшенная драгоценными камнями рука медленно поднялась и показала на Намишу, которая рыдала, в страхе прижавшись к матери.
— Девочка, подойди ко мне, — приказал фараон.
Намиша сделала два шага вперед, а потом потеряла сознание.
— Ну? — закричал фараон. — Ее вина очевидна. Она даже не может взглянуть мне в лицо. Она осквернена.
Харсин Вен Ибизин, и я знаю имя осквернившего ее.
Это Адхан!
Старший брат Кхайя, стоявший у стола с чертежами, от удивления раскрыл рот. Он покачнулся и чуть не опрокинул стол, возле которого стоял. Его рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы.
— Фараон, — наконец простонал он, — это — ложь!
Мерзкая ложь!
— В таком случае, выходит, что фараон — лжец? — в гневе воскликнул правитель Кхема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103