И Голова вместо того, чтобы приотдохнуть на диванчике, был вынужден два часа накручивать телефон и обещать черт знает что, пока в Горенку торжественно не въехала огромная машина и не привезла два катка для утрамбовки асфальта. И катки за полдня утрамбовали улицы Горенки до первоначального состояния, и их увезли, и Голова мог в этот пятничный вечер, как и всегда, отбыть в город на бесшумном «мерседесе». Мог, но нечистая сила подговорила его зайти в корчму, чтобы немного освежиться, погуторить с народом, чтобы не отрываться от масс и отдохнуть перед тем, как окунуться в радости семейной жизни. А корчма гудела от возбужденных голосов, и на начальство никто даже не обратил особого внимания, потому что всех волновало теперь только одно – подростки наткнулись в заведении Хорька на веб-сайт, на котором черным по белому было написано, что в Горенке и в самом деле скрыт огромный клад, который можно раз в двести лет обнаружить в ночь с пятницы на субботу на поверхности озера, и что сегодня именно такая ночь… Корчма возбужденно гудела, но при этом никто, как водится, не собирался отправиться ночью на берег озера, чтобы попытать счастья, предпочитая уют корчмы тем опасностям, которые таило в себе грозное озеро. Тем более что лодок сельчане не держали, потому что озеро можно было легко обойти, а рыбы в нем почти не было. Павлик, однако, чуть не подавился своей излюбленной домашней колбаской, когда до него наконец дошло, о чем, собственно, речь, и опасливо посмотрел по сторонам, чтобы понять, много ли у него конкурентов, но уставшие за неделю горенчане так азартно поглощали все, что выставляли на стол проворные буфетчицы, словно не ели и не пили целую вечность, и поэтому и представить себе было невозможно, что они могут ни с того ни с сего расстаться с насиженными лавками и броситься в темноту ради мифического сокровища. Правда, в углу кормы притаился бесшумный, как летучая мышь, Тоскливец, который многозначительно что-то прожевывал, но лицо его, почти зарывшееся в тарелку, Павлику видно не было, впрочем, он и не очень-то и представлял себе своего бывшего сослуживца в роли кладоискателя.Итак, кое-как дожевав вдруг ставшую жесткой колбаску, Павлик как можно незаметнее вышмыгнул из корчмы в сгустившуюся апрельскую ночь, в которой запахи весны все еще были настояны на холодном зимнем воздухе, и заспешил на берег, чтобы проверить, нет ли там случайно какой-то лодки. Но берег озера был пустынен, озеро зловещим глазом пялилось в космос, и на поверхности его не было видно ничего, кроме темных, поднятых холодным ветром волн, которые плавно набегали на песчаный берег в желтом свете ехидно выглядывающей из-за белесых туч луны. Сердце Павлика тревожно заныло – он единственный, кто осмелился прийти сюда, а тут ни лодчонки, ничего даже похожего на лодку. И тогда Павлика вдруг осенило – нужно бежать к плотнику, у него-то уж наверняка найдется или лодка, или байдарка, или еще что-нибудь. И с омерзением вдыхая вкусный, но холодный воздух (он любил закрыться на все засовы в жарко натопленной хате, чтобы спокойно, вкушая домашнюю стряпню, записывать в тетрадочке, что ему удалось стибрить или приобрести за неделю), Павлик заспешил к Мыколе, но когда он наконец достучался в массивные, как у замка, ворота и был наконец впущен в пахнувшую стружками мастерскую, то сразу же наткнулся на знакомую ему спину Тоскливца, который его опередил и теперь жалобно канючил тут о том, что ему нужна лодочка, а Мыкола клялся из всех сил, потому что глаза его по причине пятницы сковал мертвецкий сон, что лодок он и в глаза не видывал и тем более их не делал, потому как они здесь никому не нужны. Но Тоскливец не верил, а тут еще и Павлик вмешался в этот сумасшедший разговор, и тогда Мыкола, чтобы отделаться от навязчивых гостей, припомнил, что у него есть добротно сработанный гроб, не лодка, конечно, но все же… И точно – в углу мастерской стоял новехонький, еще не покрашенный сосновый гроб, и Тоскливец, что с ним случилось впервые в жизни, не считая, сунул в потную ладонь Мыколы пачку денег, а тот так же, не пересчитывая, взял – на самом деле он бы и даром им отдал, только они оставили бы его в покое, и он мог бы наконец завалиться спать, но Павлик стал кудахтать, что его не по справедливости обошли, и требовал, чтобы Тоскливей, взял его в долю, а тот вдруг перестал что-либо понимать и только спрашивал у Павлика: «В какую?» и «Что такое доля?». Разозлить Павлика было довольно трудно, он был из тех, в ком гнев накапливается неделями и даже месяцами и только потом прорывается, как поток лавы, но тут его клад уходил из-под его носа и, что самое обидное, Тоскливец, раздобывший единственное в эту ночь плавсредство на все село, при этом еще над ним и потешался. Но тут Мыкола сжалился над ним и предложил продать крышку, которая хотя и не каноэ, но все же… И Павлик схватился за эту идею и тут же откупил крышку, а Мыкола снарядил своих шустрых мальчиков помочь им отнести все это хозяйство на берег – спросонок он никак не мог взять в толк, что это за бесовские гонки решили устроить в озере богобоязненные в дневное время односельчане. А те совершенно не спешили его просветить и, как только оказались на берегу, сразу же отпустили сыновей Мыколы и каждый столкнул на воду свое сокровище, улегся в нем и стал пробовать грести ладонями. И только оказавшись в нескольких метрах от берега, они сообразили, что совершенно забыли про весла, потому что одежда их тут же промокла до самых плеч, руки норовила свести отвратительная судорога, а возврата, по крайней мере к тому берегу, от которого они отплыли, уже не было, потому что поднявшийся ветер подхватил их и понес на самую середину грозного озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87