– Ведь эти монеты принадлежали к той же компании, что и миллион и десять миллионов.– Что и говорить, это было бы замечательно, – сказала Харуэ, тоже усаживаясь у столика. Потом, обращаясь к Хидэ, громко сказала:– Матушка! Позднее вы тоже сюда перейдете, не правда ли?Хидэ, надев очки, рассматривала документы, лежавшие в портфеле Сэндзо.– Да, да! – ответила она.– Что вы там так усердно рассматриваете? – спросила Харуэ.– А? – переспросила Хидэ, она была туговата на ухо.– Я говорю: что там за документы?– Это копии наших метрик. Сэндзо взял их в районном муниципалитете в Токио и привез с собой.– Хм… – произнесла Харуэ и перевела взгляд на сидевшую напротив Юки. – У нас нет настоящих рюмок для сакэ. Может, вон те чашечки сойдут?Она достала из буфета четыре небольшие чашки.– А зачем тебе понадобились рюмки? – не поднимая головы от стола, спросила Юки.– Как зачем? Сакэ пить.– А, ладно, сойдут и эти.– Тетушка, вы собираетесь вечно рассматривать эти монеты?– Да нет, я теперь задумалась о другом, – вскидывая голову, ответила старушка. – Когда продали мою зеленую яшму, я была в самом расцвете.– Сколько лет назад это было?– Давно. Очень давно. Пятьдесят лет назад.– О, тогда вы еще были совсем молодой.– Я бы, конечно, так просто не рассталась с яшмой, да ведь она была поддельная.– Поддельная? Но дядюшка никогда этого не говорил.– Мало ли чего он не говорил! Он твой рубин считал фальшивым, а мою яшму настоящей. Глупый он.– Да нет, мне и другие говорили, что рубин искусственный.– Кто же это?– Моя хорошая приятельница, с которой я подружилась, работая сиделкой в больнице. Это она мне его отдала перед смертью.– Ты, Харуэ, всю жизнь о ком-нибудь заботилась, ухаживала.– Да, это верно.– Вот и Хидэ, если бы не ты…– Но и я в свое время немало позволяла себе. И разные слухи обо мне с дядюшкой ходили. Помню, как однажды я целых три месяца не являлась домой. Я. тогда очень рассердилась.– Да, да. Это было, когда мы жили в районе Адзабу в Токио.– И я тогда молодой еще была.– Все говорят, что жизнь проходит быстро, словно сон. Но никто лучше меня не знает, какой это короткий сон.– У вас завидное здоровье, тетушка.– Да, я за всю свою жизнь ни разу не побывала в больнице.– И слышите вы отлично. Стоит вам немного попить лекарства, как у вас снова все в полном порядке.– Да, а купальный халат ты старику отнесла?– Сейчас отнесу. – Харуэ встала и сняла с комода в столовой узел со свежевыстиранным бельем. Они с Юки взяли его из прачечной, возвращаясь из театра. – Как приятно!.. – прошептала Харуэ, разворачивая похрустывающий халат Сэндзо.Юки снова с увлечением стала перебирать серебряные и медные монеты.– Мой организм и в самом деле хорошо поддается действию лекарств, – рассуждала она вслух. 4 – Ну и пришлось же мне сегодня побегать, – сказал Сэндзо, входя после ванны в столовую и завязывая на ходу пояс халата;– Устал, наверное? – спросила Хидэ, глядя из спальни на мужа.– Представь себе, не очень, и это меня удивляет. О, время-то уже около одиннадцати!– Вчера я легла после часа ночи, – сказала Юки. – И вдруг слышу – кричит иглоногая сова.– Вот видите, сестрица, у вас очень хороший слух, – улыбнулась Хидэ.Не слушая болтовни женщин, Сэндзо шагнул к веранде и, открывая стеклянную дверь в сад, сказал:– Надо немного проветрить…– Хидэ-сан боится, что налетят комары, вот мы и закрываемся, – сказала Юки. – Дождь не перестал?– Нет, все сеет и сеет проклятый. Целый день моросит.– Тетушка! – донесся из кухни голос Харуэ. – Я хочу побыстрей искупаться. Вы не поможете мне?– Вот и покончено со всеми делами, – сказал Сэндзо, когда они остались вдвоем с женой, и, скрестив ноги, сел у ее постели. – Весь день я беспокоился, не забыл ли чего-нибудь сделать, но потом, садясь в Токио в электричку, почувствовал себя совершенно спокойным. Как никогда раньше, сегодня вечером я мог с чистой совестью смотреть в лицо любому человеку и никого и ничего не бояться. – Сэндзо говорил таким тоном, будто обращался к жене и в то же время рассуждал сам с собой. – Впрочем, я, кажется, не все сделал. Наверняка не все. Но надеюсь, это мне простится.– Не побывал в больнице у Ямада-сана?– Ты угадала. Нет, нет, я не забыл. Просто не мог к нему пойти. Говорят, что ему сде*лали уже вторую операцию, но он очень плох. Целых полчаса у него уходит на то, чтобы выпить стакан молока. Болезнь, видимо, перекинулась на горло. Мне мучительно жаль его, и потому я не смог заставить себя повидаться с ним. Думаю, что он поймет меня и простит.– Сколько Ямада-сану лет?– Года его рождения я не помню. Должно быть, лет пятьдесят семь или пятьдесят восемь. Во всяком случае, Шестидесяти еще нет.Ямада находился в услужении у Сэндзо с того времени, когда Сэндзо стал управляющим заводом. В начале Этого года у него обнаружили рак и поместили в больницу.Желая переменить тему разговора, Сэндзо наклонился к жене и прошептал:– Когда Юки и Харуэ уходили, ты оставалась одна, бедняжка?– Зато я могла спокойно убрать божницу, – ответила Хидэ.– И в самом деле, вон она как заблестела! Но это тебя, наверно, очень утомило?– Люди сильны духом. И когда это нужно, человек способен делать послушным и свое тело.– Как мы вчера договорились с тобой, я больше ничего не скажу, но, может быть, ты хочешь мне что-нибудь сказать напоследок?– Спасибо тебе за долгую совместную жизнь.– Это я должен тебя благодарить. У меня не хватило умения и упорства, чтобы создать достойные тебя условия жизни. Прости меня за это.– Извини, но мы ведь вчера договорились, что об этом больше ни слова.– Долгая, долгая человеческая жизнь. Что это: три месяца, полгода, год или сто лет?– Прости меня Сэндзо, – прервала его жена, – там в комоде, в нижнем ящике, лежат две пары новых таби, мои и сестрины.
1 2 3 4