— Но вы экстрасенс, вы должны знать!
— Если полагаете, что я экстрасенс, вы знаете обо мне меньше, чем вам кажется.
— Вы должны попытаться?
— Да ведь, черт возьми, я пытаюсь! Пытаюсь, а все без толку!
Он увидел борьбу ужаса и любопытства на её лице.
— Если вы не экстрасенс, то кто?
— Орудие.
— Орудие?
— Кто-то или что-то использует меня. «ДС-10» снова вздрогнул. Они застыли от ужаса, ожидая, что самолет рухнет вниз. Но ничего не случилось. Все три двигателя ровно гудели. Просто ещё одна воздушная яма. Она сжала его руку.
— Вы не можете допустить, чтобы все эти люди погибли!
Чувство вины словно веревкой сдавило грудь, у него похолодело под ложечкой. В словах Холли таился намек на то, что вина за смерть остальных людей будет на его совести.
— Я здесь, чтобы спасти женщину и её дочь. И больше никого.
— Это ужасно.
Холли не отпустила его руку, а сердито встряхнула. В её зеленых глазах появилось загнанное выражение. Наверное, в этот миг она видела перед собой разбросанные по земле и наваленные друг на друга трупы и дымящиеся обломки самолета. Она повторила шепотом, в котором звучало неистовое отчаяние:
— Вы не можете допустить, чтобы они погибли.
Он потерял терпение:
— Идите со мной или умирайте с ними. Джим протиснулся в дверь. Холли вышла за ним, но он не знал, идет ли она следом. Дай Бог, чтобы пошла. Он не мог отвечать за смерть остальных пассажиров. Они бы погибли в любом случае, даже если бы его не было на борту. Такая у них судьба, а он послан с определенной целью. Нельзя спасти весь мир. Приходится полагаться на мудрость высших сил, которые им управляют, но смерть Холли Торн ляжет на его совесть. Если бы не его легкомыслие, она бы никогда не оказалась в этом самолете.
Джим шагал по левому проходу и видел в иллюминаторах чистое синее небо. Он так ярко представил под ногами зияющую пустоту, что все внутри словно оборвалось.
Он дошел до шестнадцатого ряда и только тогда осмелился взглянуть назад. Вид приближающейся Холли вызвал у него вздох облегчения.
Он указал ей на свободное место сразу позади его кресла.
Холли покачала головой.
— Только если сядете со мной. Нам надо поговорить.
Он посмотрел на Кристин, потом перевел взгляд на Холли. Он почти физически чувствовал, как, словно вода, уходящая сквозь решетку водосточной канавы, исчезают стремительные секунды отпущенного им времени. Беда неотвратимо приближалась. Ему захотелось схватить журналистку, сунуть её в кресло и намертво защелкнуть замок. Но замки ремней для этого не подходили.
Не в силах скрыть растущую тревогу, он сказал, почти не разжимая зубов:
— Мое место рядом с ними.
Они разговаривали тихо, но на них уже стали посматривать.
Кристин нахмурилась и, вытянув шею, посмотрела на Холли.
— Случилось что-нибудь, Стив?
— Все в порядке, — солгал он. И снова посмотрел в иллюминатор: голубое небо. Огромное и пустое'. Интересно, сколько миль до земли?
— Вы плохо выглядите, — сказала Кристин. Он сообразил, что его лицо покрылось испариной.
— Жарковато здесь. Я встретил старую знакомую. Ничего, если задержусь минут на пять?
Кристин улыбнулась.
— Конечно, конечно. Я все думаю, к кому лучше обратиться.
Сперва он даже не понял, о чем она говорит. Потом вспомнил, что сам просил Кристин познакомить его с кем-нибудь из подруг.
— Замечательно. Я сейчас вернусь, и мы поговорим.
Он усадил Холли на место в семнадцатом ряду и опустился рядом.
По правую руку от Холли тихо похрапывала старая леди, круглая, как бочонок, с мелкими, подкрашенными синим кудряшками. Очки в золотой оправе на цепочке из бусин, свесившиеся на почтенный бюст, и цветы на платье вздымались и опадали в такт её ровному дыханию.
Холли наклонилась к нему и, стараясь, чтобы её не услышали пассажиры, сидящие через проход, заговорила с убежденностью беспристрастного политического оратора:
— Вы не можете допустить, чтобы эти люди умерли.
— Мы это уже обсудили, — сурово ответил он, уловив её тихий шепот.
— Вы отвечаете за…
— Я всего лишь человек!
— Да, но особенный.
— Я не Бог, — горестно сказал Джим.
— Поговорите с командиром.
— До чего же вы упрямы.
— Предупредите его.
— Он мне не поверит.
— Тогда скажите пассажирам.
— Они не смогут перейти сюда, на всех не хватит места.
Его нежелание действовать привело её в ярость. Глядя ему прямо в глаза так, чтобы он не мог отвернуться, Холли взяла Джима за руку и больно сжала.
— Черт возьми, ведь могут же они что-то сделать, чтобы спастись.
— Ничего. Будет паника.
— Если вы можете их спасти и сидите сложа руки.., это убийство, — произнесла она яростным шепотом, сверкнув глазами.
Обвинение обрушилось на него как страшный удар молота, и в первый миг он даже задохнулся. Потом заговорил, с трудом произнося слова:
— Я ненавижу смерть, ненавижу, когда люди умирают. Я хочу их спасти. Хочу, чтобы никто не страдал, но не могу сделать больше того, что в моих силах.
— Это убийство, — повторила Холли. Ее слова были чудовищно несправедливы. Она хочет взвалить на него ответственность за всех пассажиров. Спасти Дубровеков — значит, совершить два чуда, два обреченных на смерть человека останутся в живых.
Но два чуда — слишком мало для Холли, которая не знает, что его возможности небезграничны. Она жаждет большего: три, четыре, пять, десять, сотню чудес. Джим чувствовал, как давит на него огромный груз непосильной ответственности, как будто вес проклятого самолета обрушился на плечи, расплющивая его о землю. Она не имеет права его обвинять, это нечестно. Если уж кого и обвинять, то самого Господа, чья непостижимая воля предопределила эту авиакатастрофу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124