-- Иди за мной, -- сказал Он.
Мы сошли со снегохода.
-- Нас должны интересовать две вещи, -- продолжал Он. -- Первое -- это
тело-матка. Оно неподвижно и потому не доставит нам особых неприятностей.
Сейчас оно привязано к своей нынешней форме и никак не успеет измениться и
удрать. А второе -- это андроид, созданный Хайдом. Возможно, сейчас он не
бродит где-нибудь по окрестностям, а все еще сидит в Нью-Йорке и пытается
отыскать тебя. Но если он находится здесь, в этом районе, то может
попытаться напасть на нас сзади, когда мы будем разбираться с маткой.
Запомни, Джекоб, поскольку матка и андроид суть один организм, то, как
только матка узнает о нашем приближении, в то же мгновение андроид-Хайд тоже
будет об этом знать.
Я кивнул. Я слушал, что Он мне говорит, но чувствовал себя так, словно
все это происходит во сне или вовсе не со мной.
Мы двинулись к домику.
Здесь снежный покров был всего лишь в полфута глубиной -- холм, на
котором стоял дом, хорошо обдувался ветром, и потому снег здесь не
залеживался. На некоторых участках тропинки из-под снега даже проглядывала
твердая, промерзшая земля. У меня мелькнула мысль: насколько легче бы было,
если бы мы могли позволить себе поджать хвосты и удрать...
До входа в небольшой домик оставалось футов десять, когда я
почувствовал, что земля у меня под ногами дрожит. Сперва я решил, что
началось землетрясение, но тут же вспомнил, что матка-Хайд сделала с оленем.
Внезапно шагавший передо мной андроид-Джекил оказался окружен кольцом
коричневато-розовой желеобразной плоти. Он повернулся, словно в поисках пути
к отступлению, потом вскинул руку в защитном жесте. Но в это мгновение мне
стало не до того, чтобы глазеть по сторонам: вокруг меня взметнулась вторая
волна скользких щупалец -- трепещущие, извивающиеся колонны бесформенной
плоти. Я держал ружье наготове, а наркопистолет пристроил в карман, откуда
его можно было быстро выхватить -- любая задержка могла оказаться фатальной.
Я быстро опустился на одно колено, вскинул ружье и выстрелил в место
наибольшего скопления псевдоподов. Пуля вырвала изрядный кусок плоти и
отшвырнула его на снег -- умирать, поскольку теперь он был лишен
целительного воздействия тела-матки. Псевдоподы заколебались, попятились,
потом снова двинулись вперед, хотя и менее решительно, чем прежде. Я
выстрелил еще раз и начисто оторвал отросток, поврежденный предыдущим
ударом. Но было поздно. Другие щупальца вцепились в меня, слились и окружили
меня огромной вакуолью.
Я попытался еще раз нажать на спусковой крючок, но псевдоплоть облепила
меня, словно цемент, так плотно, что я не мог даже пальцем шевельнуть, не
мог передвинуть дуло ружья, чтобы, в случае чего, не прострелить себе ногу.
В ловушке...
Я почувствовал странное влажное прикосновение, от которого защипало
лицо, ощущение сырости, проникающей под одежду. Сперва я не понял, что
происходит, но потом до меня дошло: стенки вакуоли начали выделять
пищеварительные ферменты. Сперва под воздействием сильной кислоты исчезнет
мое лицо, потом расползется одежда, а потом желудочный сок разъест тело...
Я закричал. Получился какой-то приглушенный звук -- словно ребенок
кричит из-под одеяла.
Я боролся с окружающей меня резиновой плотью, пытался пнуть ее,
ослабить смертельную хватку, но быстро понял, почему олень не смог
вырваться. Липко-холодная псевдоплоть больше всего походила на клей. Ее
невозможно было стряхнуть.
Я почувствовал, как у меня к горлу подкатывает рвота, и попытался
усилием воли загнать ее обратно. Сейчас мне было некогда поддаваться
физической слабости, сейчас нужно было думать, думать, думать, словно
бешеный. А может, пора было умирать...
Я закричал. Но когда я открыл рот, туда тут же заползла псевдоплоть. На
вкус она была кислой и мерзкой. Я попытался выплюнуть ее, но не смог. Я
захрипел и понял, что мне не грозит опасность быть переваренным заживо -- я
задохнусь гораздо раньше. И то хорошо.
Потом вакуоль внезапно разломилась, лопнула, словно перезревший фрукт.
Порыв холодного аляскинского ветра хлестнул меня по лицу и высушил слизь.
Она не успела причинить мне особого вреда, только кожа покрылась сыпью и
горела. Прежде я проклинал холодный климат Кантвелла. Теперь я благословлял
его. Он был неизмеримо лучше липкого, душного тепла пищеварительной вакуоли.
Псевдоплоть начала съеживаться, морщиться и отползать, словно я вдруг стал
неприятным на вкус. Или на ощупь. Минуту спустя я был свободен, а
псевдоплоть клубилась вокруг, словно сгоревшая бумага -- серая, сухая,
готовая рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении.
-- Еле вывернулись, -- сказал Он, наклоняясь и протягивая мне руку.
-- Но что...
-- Хайд мог бы проделать со мной то же самое, если бы первым до этого
додумался. Я просто трансформировал пальцы, проник в его тело и произвел
кое-какие изменения на молекулярном уровне. Я запустил процесс, и он пошел,
как цепная реакция, и в конце концов по псевдоподам добрался до тела-матки.
-- Ты хочешь сказать, что матка-Хайд уже мертва?
-- Сейчас проверим, -- сказал Он.
Он поднялся на крыльцо и вошел в дом, я за ним следом. Дверь была не
заперта, стекло выбито. Мы осмотрели верхние комнаты, убедились, что там
ничего нет, и пошли к погребу. Он открыл люк и заглянул в погреб, устроенный
почти так же, как тот, в доме Гарри. Мы ничего не увидели -- в погребе царил
абсолютный мрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49