А кроме того -- что
гораздо важнее, -- непохоже было, чтобы власти в такую погоду принялись
обыскивать парк, даже если какого-нибудь молодого энергичного чиновника
Всемирного Правительства и посетит такая мысль. Вертолеты не способны летать
в такой каше, а наземные поисковые партии легко могут потерять друг друга и
заблудиться. По сравнению с ночью сейчас буран даже усилился. Довольный тем,
что нам не грозит появление какого-нибудь мерзкого правительственного
патруля, я прошел в одну из двух спален, разделся и упал на кровать. Я даже
не подумал о том, что она не застелена. Я спал так, словно нахожусь в лучшем
номере-люксе гостиницы "Астория" и лежу на кровати стоимостью в пять тысяч
долларов.
Мне снились страшные сны. Настоящие кошмары. В первом сне я бежал по
темному, густому, безмолвному лесу. Меня преследовала какая-то безликая
туша, со стоном ломившаяся сквозь кустарник. Несколько раз длинные толстые
пальцы этого существа прикасались к моей шее, пытаясь сомкнуть смертельную
хватку. Каждый раз я прибавлял скорости и увеличивал расстояние между нами.
Но ночь длилась и длилась, а тварь была выносливее меня. Она меня схватит. Я
знал это. И я бежал и кричал, кричал... В другом сне я посреди ночи оказался
в старинном замке со множеством комнат, и там меня тоже преследовало
безымянное существо. Оно тяжело дышало, гналось за мной из комнаты в
комнату, булькало, кудахтало и потом едва не поймало меня не то в не имеющем
второго выхода холле, не то на лестнице, когда я споткнулся и упал.
Но даже такие ужасы не могли разбудить меня. Я проспал все утро и весь
день и проснулся только к вечеру. Неестественное напряжение моих кошмаров
оставило после себя легкое ощущение тошноты. На мгновение я ощутил ужас,
поняв, что кричал во сне, -- и это в то время, когда враги гонятся за нами
по пятам! Потом я вспомнил о снегопаде и успокоил учащенное сердцебиение
глубоким дыханием и сознательными усилиями. Одевшись, я пошел в гостиную.
Его не было видно.
Я позвал Его. Он не ответил.
Я подумал, что Он ушел.
Я ожидал этого с того самого момента, как мы покинули лабораторию. Все
это время я ждал, что Он бросит меня, вычеркнет из своей жизни. Некоторые
скрытые грани Его личности заставляли меня пессимистично смотреть на вещи. Я
полагал, что в глубине души Он знает, что я Ему не нужен, что Он, на
самом-то деле, высшее существо и не нуждается ни в ком. Теперь Он ушел. Это
произошло. Я ощутил странное чувство -- смесь печали и облегчения. Теперь я
мог вернуться и сдаться властям. Интересно, что они со мной сделают? Посадят
в тюрьму? Казнят? Придумают что-нибудь еще? Любопытно будет посмотреть. Я
решил перекусить, а потом спуститься по тропе обратно к главным воротам,
оттуда вернуться в Кантвелл, потом -- в Нью-Йорк, в лаборатории Всемирного
Правительства. Я пошел на кухню -- и обнаружил там Его.
Он изменился.
Изменился...
-- Что за чертовщина... -- начал было я, пятясь к двери. Мое сердце
бешено заколотилось, а легкие на минутку забыли, как дышать.
-- Все в порядке, Джекоб, -- сказал Он. Его голос стал глубже, дикция
ухудшилась. Но он по-прежнему звучал успокаивающе и покровительственно.
-- В порядке? -- спросил я, глядя на Него. Пол был засыпан двумя
сотнями пустых консервных банок. Должно быть, Он ел непрерывно с того самого
момента, как я отправился спать. Каждая банка была начисто вылизана; ни в
одной не осталось ни крошки. Он сидел на корточках посреди горы банок. По
сравнению с тем моментом, когда я видел Его в последний раз, Он вырос
наполовину. Он прибавил в весе добрых сто двадцать пять фунтов, а то и
больше. Его шея сравнялась по размеру с головой. Он снял брюки и рубашку и
сидел нагишом. Конечно, теперь прежняя одежда просто не налезет на него. Его
грудь была окружена складками плоти, но это были сплошные мышцы, ни унции
жира. Его руки были огромны -- не меньше галлона в бицепсах и добрых
десять-одиннадцать дюймов в запястьях. Мужское достоинство, затерявшееся
среди груды мышц, что придавало ему какой-то бесполый вид, свисало между
ног, как некий гротеск природы. Его ноги возвышались, как колонны, и были
глянцевитыми, как сосиски. Коленных чашечек не было видно -- они оказались
погребены под мышцами, которые явно мешали нормально работать суставу.
Ступни напоминали лопатки турбины, а пальцы -- толстые огурцы, покрашенные в
телесный цвет. Ногти утонули в мясе и лишь изредка выглядывали оттуда.
Я был оглушен. Мне казалось, что я вижу какой-то старый, безвкусный,
неуклюжий карнавальный номер, пришедший из глубины веков, когда было принято
выставлять напоказ самых невероятных уродцев. Над входом в палатку явно
должна была красоваться вывеска: "Спешите видеть! Только у нас!
Человек-гора! Его могучие мышцы так тяжелы, что он едва может двигаться! Вам
будет о чем рассказать внукам! Одно из чудес света!"
Он рассмеялся. Даже смех Его был каким-то жирным -- неприятный
квохчущий звук, зародившийся в его глотке.
-- Джекоб, Джекоб, Джекоб, -- напевно произнес Он. -- Поверь же
наконец. Говорю тебе -- я изменяюсь.
-- Но что хорошего в такой перемене? -- я не мог оторвать глаз от Него.
Я не знал, смогу ли я заставить себя посмотреть на Него снова, если все-таки
отведу взгляд. Это напоминало ощущение, которое испытываешь при виде
несчастного случая или катастрофы, когда части тел валяются вокруг, словно
старые тряпки. Тебе не хочется смотреть, но ты не отводишь взгляда, зная,
что должен смотреть, чтобы уловить мгновение прихода смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49