Использовал жидкое мыло, сильный раствор аммония, распрыскивал лизол, считая, что каждая испачканная поверхность должна быть не просто чистой, но продезинфицированной: по возможности настолько же стерильной, как наружная часть больничной операционной или лаборатории. С него постоянно тек пот, который вымочил рубашку и склеил волосы с кожей головы. Мышцы шеи, плеч и рук начали ныть от повторяющихся оттирающих движений. Слабый артрит в руках вспыхнул с большей силой: суставы распухли и покраснели от сжимания щеток и тряпок с почти маниакальной силой.
Но он сжимал их еще плотнее, чем прежде, пока от боли не закружилась голова и не потекли слезы из глаз.
Эдуардо знал, что пытается не просто санировать дом, но очистить себя самого от некоторых ужасных мыслей, которые не мог вынести, и идей, верность которых не сможет исследовать, совершенно точно не сможет. Для этого он превратил себя в чистящую машину, бесчувственного робота, стараясь как можно ближе и пристальней сконцентрировать свое внимание на черной работе руками. Тяжело дышал аммониевыми испарениями, как будто они могли продезинфицировать его мозги, пытался истощить самого себя настолько, чтобы потом смочь заснуть и, может быть, даже забыться.
Когда он все вычистил, то уложил использованные салфетки, тряпки, щетки и губки в пластиковый пакет. Покончив с этим, завязал верх пакета и поместил его наружу, в мусорный бак. Обычно он споласкивал губки и щетки и оставлял их для вторичного пользования, но не в этот раз.
Вместо того чтобы вынуть бумажный пакет из пылесоса, выставил весь аппарат к баку. Он не хотел задумываться о происхождении микроскопических частиц, ныне поглощенных щетками и попавших внутрь пластиковой кишки, большей частью настолько крошечных, что никто не может быть уверенным, что они уничтожены. Пока не разберет пылесос и не выскребет каждый дюйм и каждую доступную впадинку хлоркой, а может быть, даже и тогда не успокоится.
Вынул из холодильника всю еду и напитки, которых могла коснуться... мог коснуться "гость". Все, что было завернуто в полиэтилен или фольгу, даже если не казалось тронутым: швейцарский сыр, чеддер, остаток ветчины, половинка бермудской луковицы. Распечатанные контейнеры, пакеты и пачки следовало отбросить: фунтовый тюбик мягкого масла со сломанной крышечкой; банки с укропом и сладкими огурчиками, оливками, вишнями мараскин, майонезом, горчицей; бутылки с отвинчивающимися крышками - соусом для салата, соевым соусом, кетчупом. Открытая коробка изюма, открытый пакет молока. От мысли о том, что его губы коснуться чего-то, чего прежде касался "гость", тошнило, и он вздрагивал. Когда покончил с холодильником, там осталось немного: несколько закрытых банок безалкогольных напитков и бутылки пива.
После всего Эдуардо зараженными вещами. Нужно быть очень аккуратным. Никакая акция сейчас не чрезмерная.
Не просто бактериальное заражение, нет. Если бы только так, то было бы легко. Боже, если бы только! Духовное заражение. Темнота, способная просочиться в сердце, протечь глубоко в душу.
Даже не думай об этом. Не надо. Не надо.
Слишком устал, чтобы думать. Слишком стар, чтобы думать. Слишком напуган.
Из гаража он принес голубой холодильничек "Стайрофоум", в который вылил целое ведро воды, поставив морозильник на режим автоматического производства льда. Он втиснул восемь бутылок пива в лед и положил открывалку в боковой карман.
Оставив везде зажженным свет, перенес холодильник и дробовик наверх, в заднюю спальню, где спал последние три года. Положил пиво и ружье рядом с кроватью.
Дверь спальни запиралась лишь на ненадежную щеколду с ручкой, которая управлялась нажатием бронзовой кнопки. Все, что требовалось для того, чтобы зайти в комнату из коридора, - это хороший удар ногой. Поэтому он опрокинул, тесно придавив к ручке, стул с прямой спинкой.
Не думай о том, что может пройти сквозь дверь.
Пускай мозги закроются. Все внимание на артрит, боль в мышцах, болячку на шее - пусть это сотрет все мысли.
Эдуардо принял душ и мылся так те тщательно, как оттирал запачканные места в доме. Закончил только тогда, когда обнаружил, что израсходовал весь запас горячей воды.
Оделся, но не для сна: носки, военные брюки, футболка. Встал в ботинках рядом с кроватью, около дробовика.
Хотя часы на тумбочке и его наручные были согласны в том, что сейчас без десяти три утра, Эдуардо не брал сон. Он сел на постель, уперся в горку подушек и головную планку кровати.
Дистанционным управлением включил телевизор и проглядел кажущуюся бесконечной череду каналов, которые передавались по спутниковой антенне, установленной позади конюшни. Нашел боевик, полицейские против наркобандитов - много беготни, прыжков и стрельбы, потасовок, погонь и взрывов. Выключил полностью звук, потому что хотел слышать, когда где-нибудь в доме раздастся подозрительный шум.
Выпил первую бутылку быстро, глядя на экран. Даже не пытаясь следить за сюжетом, он просто позволил своим мозгам заполнится абстрактным мельтешением картинок и яркими вспышками меняющихся цветов. Они понемногу стирали темные пятна тех ужасных мыслей. Тех упрямых мыслей.
Что-то стукнулось о стекло окна, выходящего на западную сторону.
Поглядел на жалюзи, которые были плотно закрыты.
Еще раз стукнуло. Как будто камешек по стеклу.
Его сердце заколотилось.
Заставил себя снова поглядеть на экран. Картинки. Цвета. Он прикончил бутылку пива. Открыл вторую.
Тук. И снова, почти сразу. Тук.
Может быть, это просто мотылек или жук-навозник, пытается пробиться к свету, который не могут целиком скрадывать закрытые жалюзи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116