Никаких личных чувств. И потом, нужен ли он этой женщине? Ее образование не чета его. И сам он ей не ровня. Она идет по разряду бренди, тогда как он — пива. А кроме того, сейчас не время для романтики. Она слишком ранима. Волнуется из-за дочери, мужа только что убили. Его насильственная смерть не может не подействовать на нее, пусть даже она давно разлюбила этого человека. Да и какой мужчина может в такой момент избрать ее объектом своих романтических возжеланий. Стыдно, дорогой мой. И однако…Он вздохнул:— Возможно, внимательно изучив дневник вашего мужа, вы сможете доказать, что он не сажал вашу дочь на этот стул. Но я так не думаю.Она стояла столбом, испуганная, потерянная.Он подошел к стенному шкафу, распахнул дверцы, открыв взгляду джинсы, свитера, футболки, туфли кроссовки — размером на девятилетнюю девочку.Все серое.— Почему? — спросил Дэн. — Что он надеялся доказать? Чего пытался добиться от малышки?Женщина покачала головой, от горя она не могла произнести ни слова.— И вот о чем еще я думаю, — продолжил Дэн. — На шесть лет такой жизни у него должна была уйти сумма большая, чем та, что он снял с ваших общих банковских счетов, когда бросил вас. Гораздо большая. Однако он нигде не работал. Никуда не выходил. Возможно, деньги ему давал Вильгельм Хоффриц. Но наверняка и другие вносили свою лепту. Кто? Кто финансировал эти исследования?— Понятия не имею, — ответила она.— И почему? — задал он еще один вопрос.— И куда они увезли Мелани? — У Лауры тоже нашлись вопросы. — И что сейчас делают с ней? 5 Кухня не была грязной, но и не сверкала чистотой. Раковину заполняла гора использованной посуды. На столе, который стоял у единственного окна, хватало крошек.Лаура присела к столу, смахнула часть крошек на пол. Ей не терпелось заглянуть в дневник, в который Дилан записывал свои эксперименты с Мелани. А вот Холдейн не торопился передавать ей дневник, большущую книгу в дерматиновом переплете. Расхаживал по кухне, не выпуская ее из рук, и продолжал задавать вопросы.Капли дождя били в окно и стекали по стеклу. Иногда вспышка молнии освещала ночь, и тогда тени бегущих по стеклу струек проецировались на стены. В такие моменты очертания кухни расплывались, она становилась полупрозрачной, напоминая мираж.— Я хочу узнать о вашем муже как можно больше.— Например.— Почему вы решили развестись с ним?— Это имеет отношение к вашему расследованию?— Вполне вероятно.— Каким боком?— Во-первых, если в этой истории замешана еще одна женщина, она, возможно, сможет рассказать нам о том, что он тут делал. Может, даже скажет, кто его убил.— Другой женщины не было.— Тогда почему вы решили развестись с ним?— Просто… я его больше не любила.— Но в свое время вы его любили.— Да. Но он уже не был тем мужчиной, за которого я выходила замуж.— И когда же он изменился?Лаура вздохнула:— Он не менялся. Никогда не был тем мужчиной, за которого я выходила замуж. Я только думала, что был. Потом, по прошествии какого-то времени, мне стало ясно, что я его совершенно не понимала, принимала за другого, с самого начала.Холдейн перестал ходить, прислонился к разделочному столику, сложил руки на груди, держа в одной дневник.— И в чем же вы его не понимали?— Ну… во-первых, тут нужно сказать пару слов обо мне. Ни в школе, ни в колледже я не пользовалась успехом. Меня не так уж часто приглашали на свидания.— Должен признать, в это трудно поверить.Она покраснела. Ей бы, конечно, хотелось контролировать цвет своего лица, но не получилось.— Это правда. Я была невероятно застенчива. Избегала юношей. Избегала всех. У меня не было и близких подруг.— И никто не говорил вам, каким нужно пользоваться зубным эликсиром или шампунем из одуванчиков?Она улыбнулась его попытке настроить ее на нужную волну, но разговор о себе никогда не давался ей легко.— Я никого не хотела подпускать к себе, думала, что не понравлюсь им, а если бы меня отвергли, я бы этого не перенесла.— А почему вы могли кому-то не понравиться?— Ну… для них я могла быть недостаточно остроумна, недостаточно умна, недостаточно красива.— Я не могу сказать, остроумная вы женщина или нет. Боюсь, это место не располагает к остротам. Но в отношении вашего высокого интеллекта сомнений нет. Вы же защитили докторскую диссертацию. И я не понимаю, кого, кроме красавицы, вы можете увидеть, посмотревшись в зеркало.Она оторвала глаза от усыпанного крошками стола. Встретилась с прямым, теплым, открытым взглядом лейтенанта, в котором не было ничего наглого, ничего оскорбительного. Холдейн говорил, как полицейский, не делая никаких допущений, выкладывая только факты. И однако под маской профессионализма она уловила что-то личное. Его явно влекло к ней. И от этого влечения ей стало как-то не по себе.Смутившись, она перевела взгляд на залитое дождем окно.— Тогда я страдала сильнейшим комплексом неполноценности.— Почему?— Мои родители.— Разве бывает по-другому?— Бывает. Иногда. Но в моем случае… в основном моя мать.— Расскажите о них.— К делу это не имеет никакого отношения. Да и потом, их уже нет.— Они умерли?— Да.— Я сожалею.— Напрасно. Я — нет.— Понимаю.Лучше бы она не произносила последние фразы. К собственному удивлению, она вдруг поняла, что хочет произвести на него хорошее впечатление. С другой стороны, она еще не могла найти в себе силы, чтобы рассказать ему о своих родителях и лишенном любви детстве.— Что же касается Дилана… — Она замолчала, не могла вспомнить, а на чем они остановились.— Вы говорили мне, что с самого начала приняли его за другого человека, — подсказал Холдейн.— Видите ли, я так поднаторела в умении отталкивать от себя людей, восстанавливать всех против себя и прятаться в собственном коконе, что меня обходили на пушечный выстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19