— Мы все обследовали, лейтенант, сфотографировали, сняли, где могли, отпечатки пальцев. Теперь выносим тела.— Предварительное обследование позволило получить что-нибудь интересное, Джой? — спросил Холдейн.Лаура предположила, что Джой — полицейский патологоанатом, хотя чувствовалось, что он слишком уж потрясен для человека, привычного к сценам насильственной смерти.— Такое ощущение, что все кости тела сломаны как минимум по одному разу, — начал Джой. — Один перелом над другим, их сотни, невозможно установить, как много. Я уверен, что вскрытие покажет перфорацию внутренних органов, повреждение печени… — он бросил короткий взгляд на Лауру, не зная, стоит ли продолжать.Она надеялась, что ее лицо — бесстрастная маска, отражающая только профессиональный интерес и скрывающая истинные чувства: ужас и смятение.— Размозженный череп, зубы переломаны и частично выбиты, один глаз вытек.Лаура увидела на полу каминную кочергу.— Это орудие убийства?— Мы так не думаем, — ответил Холдейн.— Кочергу этот парень держал в руке. Нам пришлось потрудиться, чтобы разжать его пальцы. Он пытался защищаться, — пояснил Джой.Они помолчали, глядя на матовый пластиковый мешок. Монотонный стук капель дождя по крыше чем-то напоминал далекий грохот огромных ворот, которые отворяются во сне, открывая глазу загадочные и опасные земли.Двое мужчин вернулись с каталкой. Одно из колес разболталось и постукивало по полу. Звук этот действовал на и без того натянутые нервы.От короткого коридора отходили три двери, одна—в дальнем торце, две — в боковых стенах. Все три были приоткрыты. Холдейн повел Лауру мимо трупа к комнате в конце коридора.Несмотря на теплый свитер и пиджак на подкладке, Лауре было холодно. Она просто замерзала. Руки побелели до такой степени, что не отличались от рук мертвеца.Она знала, что система кондиционирования работает, потому что чувствовала теплый воздух, идущий из вентиляционных отверстий, когда проходила мимо них, поэтому понимала, что источник холода находится в ее теле.Комната когда-то была кабинетом, но ныне превратилась в образчик хаоса и уничтожения. Металлические ящики бюро выдернули из ячеек, смяли, согнули. Ручки оторвали. Содержимое разбросали по полу. Тяжелый письменный стол из орехового дерева с хромированными металлическими частями лежал на боку. Две металлические ножки погнули, дерево в некоторых местах треснуло, топорщилось щепками, словно стол рубили топором. Пишущую машинку швырнули в стену с такой силой, что несколько букв выскочили и впились в обои. Всюду валялись бумаги, графики, страницы с какими-то рисунками и записями, сделанными мелким, каллиграфическим почерком. Многие из этих листов порвали, измяли, свернули в плотные шарики. И везде была кровь — на полу, на мебели, на бумагах, на стенах, даже на потолке. В комнате стоял резкий, неприятный запах.— Господи! — выдохнула Лаура.— Я хотел показать вам соседнюю комнату. — Лейтенант направился к двери в дальней стене разрушенного кабинета.Она заметила на полу еще два матовых пластиковых мешка.Обернувшись к ней, Холдейн повторил:— Соседнюю комнату.Лауре не хотелось останавливаться, но она остановилась. Не хотела смотреть на два уложенных в пластиковые мешки тела, но посмотрела. — Один из них… Дилан?Холдейн, уже подошедший к двери, вернулся.— Вот у этого человека, — он указал на один из мешков, — мы нашли удостоверение личности Дилана Маккэффри. Но наверняка вам не хочется увидеть его в таком виде.— Нет, не хочется, — согласилась она, перевела взгляд на второй мешок. — А это кто?— Согласно водительскому удостоверению и кредитным карточкам в бумажнике, его звали Вильгельм Хоффриц.Она изумилась.Должно быть, изумление это отразилось на ее лице, потому что Холдейн спросил:— Вы его знаете?— Он работал в университете. Один из… коллег моего мужа.— В ЛАКУ ЛАКУ — Лос-Анджелесский калифорнийский университет.

?— Да. Дилан и Хоффриц вели совместные исследования. Они разделяли некоторые… навязчивые идеи.— Я отмечаю осуждение в вашем тоне? Она промолчала.— Вы не любили Хоффрица? — не унимался Холдейн.— Я его презирала.— Почему?— Он был самодовольным, самоуверенным, высокомерным, напыщенным, наглым недомерком.— Что еще?— Разве этого мало?— Вы не из тех женщин, которые с легкостью используют слово «презирать».Встретившись с ним взглядом, она увидела острый и проницательный ум, чего не замечала раньше. Закрыла глаза. Прямой взгляд Холдейна приводил в замешательство, но смотреть куда-то еще не хотелось, потому что все остальное марала кровь.— Хоффриц верил в централизованное социальное планирование. Он интересовался использованием психологии, наркотиков и различных видов воздействия на подсознание с целью перевоспитания и направления масс.Холдейн долго молчал, потом спросил:— Контроль разума?— Совершенно верно. — Глаз она не открывала, голову наклонила. — Он был элитистом Элитист — от элиты, сторонник создания некой отборной группы граждан для правления всем обществом.

. Нет, это слишком доброе слово. Он был тоталитаристом. Из него вышел бы отменный нацист или коммунист. Без разницы. В политике он признавал только грубую силу. Стремился к контролю над обществом.— В ЛАКУ проводят такие исследования?Она открыла глаза и увидела, что он не шутит, вопрос задан серьезно.— Естественно. Это же крупный университет. Свободный университет. Там не признают никаких ограничений по части направления научных исследований, при условии, что ты обеспечишь их финансирование.— Но последствия таких исследований…Она с горечью улыбнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19