— Почему?
— Это личное ...и глупо.
— Возможно, вам нужно выговориться.
— Возможно, — допустила она, — но это не похоже на меня — бормотать о себе совершенному незнакомцу.
— Эй, я не совершенный незнакомец.
— Ну, почти.
— О, понятно, — сказал Алекс, — ладно. Вы хотите сказать, что я совершенный, но не незнакомец.
Джоанна улыбнулась. Ей хотелось дотронуться до него, но она этого не сделала.
— Как бы то ни было, — сказала она, — мы находимся здесь, чтобы показать вам замок. Здесь есть тысячи вещей, которые стоит увидеть, и каждая из них гораздо интереснее, чем моя психика.
— Вы недооцениваете себя, — произнес Алекс.
Другая группа беспечных туристов достигла их уголка. Джоанна стояла к ним спиной. Она повернулась взглянуть на них, используя это как предлог, чтобы на несколько секунд избежать изучающего взгляда Алекса. Эти секунды были необходимы ей, чтобы вновь обрести уверенность в себе. Но от того, что она увидела, у нее перехватило дыхание.
Человек без правой руки.
На расстоянии двадцати футов.
Идущий в ее сторону.
Он был впереди подходящей группы, улыбающийся, отечески добродушный кореец со слегка морщинистым лицом и поддернутыми сединой волосами. Он был одет в отутюженные широкие брюки со стрелками, белую рубашку, синий галстук и голубой свитер, правый рукав которого был на несколько дюймов закатан вверх. Его рука была изуродована у запястья: там, где должна быть кисть, была только гладкая шишкообразная розоватая культя.
— С вами все в порядке? — спросил Алекс, очевидно ощутив внезапное напряжение, возникшее в ней.
Она потеряла дар речи.
Однорукий человек приближался.
Теперь их разделяли пятнадцать футов.
Джоанна почувствовала сильный запах антисептиков. Медицинский спирт. Лизоль. Резкий запах хозяйственного мыла.
"Это смешно, — сказала она себе, — ты не можешь чувствовать запах антисептиков. Здесь не может быть такого запаха. Все это бред. В замке Нийо тебе нечего бояться".
Лизоль.
Медицинский спирт.
"Бояться нечего. Этот однорукий кореец — посторонний человек, всего лишь щуплый старичок, который вряд ли способен нанести кому-либо вред. Возьми себя в руки. Ну же, ради Бога, взглянешь еще разок на него?"
— Джоанна? Что случилось? Что происходит? — спросил Алекс, касаясь ее плеча.
Казалось, кореец двигался медленно и методично с неумолимой однозначностью существа из ночного кошмара. Джоанна почувствовала себя загнанной в ловушку той же самой не поземному давящей тяжести, в том же самом потоке вязкого времени.
Ее язык как бы распух, горло пересохло, во рту появился противный металлический привкус и вкус крови, что было без сомнения тоже плодом воображения, таким же как и вонь антисептиков, но для нее это выглядело как реальность. В любой момент Джоанна могла начать непроизвольно задыхаться. Захлебываясь, она хватала ртом воздух.
Лизоль.
Медицинский спирт.
Она моргнула, и взмах ее ресниц, как по волшебству, еще больше изменил действительность: теперь розовая культя корейца оканчивалась механической рукой. Не веря, Джоанна услышала жужжание наблюдающей системы, заскользили смазанные поршни, включились механизмы и пальцы раскрылись из сжатого кулака.
Нет. Это тоже был бред.
Когда кореец был менее, чем в трех ярдах от нее, он поднял руку и сделал указующий жест кистью, которой не было. Разумом Джоанна понимала, что его интересовала только фреска, которую они с Алексом рассматривали, но на более примитивном, чувственно-эмоциональном уровне она отреагировала с уверенностью, что он указывал на нее, подбираясь к ней с несомненно недобрым намерением.
Из глубины ее души в памяти возник пугающий звук: скрежещущий, пронзительный, леденящий голос, полный отравы и ненависти. Голос был такой же знакомый, как боль и ужас. Она хотела закричать. Несмотря на то что человек в ночном кошмаре, безликий человек со стальными пальцами, никогда не говорил с нею во сне, она поняла, что это был его голос. Более того, внезапно она осознала, что хотя во сне и не слышала его говорящим, но точно слышала его наяву. Как-то... где-то... когда-то... Слова, которые вспомнились сейчас, не были вымышленными или взятыми из самых худших ее снов. Они всплыли из воспоминаний давно забытых времени и места, которые были такой же частью ее прошлого, как и вчера. Сдержанный голос говорил: "Еще стежок, милая деточка. Еще стежок". Звук становился громче: теперь голос громыхал с чудовищной силой. Она одна могла слышать его, остальной мир был глух к звукам этого голоса. Слова взрывались внутри ее: "Еще стежок, еще стежок, еще стежок". Казалось, ее голова не выдержит и взорвется вместе с ними.
Кореец остановился в двух шагах от нее.
Лизоль.
Медицинский спирт.
"Еще стежок, милая деточка".
Джоанна побежала. Она закричала, как раненое животное, и бросилась прочь от изумленного корейца, натолкнулась на Алекса Хантера, совершенно не понимая, кто он, стрелой промчалась мимо него, ее каблуки шумно стучали по деревянному полу. Она спешила в следующий зал, желая закричать, но потерявшая дар речи; бежала, не оглядываясь, уверенная, что кореец гонится за ней; бежала мимо ослепительных произведений искусства мастера XVII века Кано Танью и его учеников; летела между поразительно красивыми деревянными скульптурами, знаменитыми своей тонкой работой; и все это время она судорожно глотала воздух, который, как густая пыль, забивал ее легкие. Она бежала мимо покрытых богатой резьбой окон, мимо инкрустированных раздвижных дверей, под позолоченными потолками ее шаги отдавались гулким эхом; бежала мимо удивленных служителей, которые окликали ее, и, наконец, вбежала через выход в холодный ноябрьский воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18