Но после нескольких остановок, примерно через полчаса, мы приехали на станцию под названием Чизлхест и здесь вышли. Носильщик нес чемодан. Мистер Грешем шел впереди по платформе, разговаривая с нарочитой веселостью, словно хотел развеять неприятную атмосферу путешествия.
Нас ждал кучер в большом открытом экипаже, который, как я позже узнала, называется ландо. Мы ехали по сельской дороге, которая то поднималась вверх и шла по плоской вершине холма, то спускалась по склону, засаженному деревьями. Аманда сидела рядом со мной, и краем глаза я видела, что она смотрит в мою сторону. Вдруг она взяла меня под руку и сказала:
– Должно быть, очень нелегко оказаться в незнакомой стране. Я стараюсь себе представить, что бы я чувствовала, если бы меня отправили в Китай одну. Думаю, мне бы было страшно.
Я чуть не разрыдалась от благодарности. Я повернулась к ней и улыбнулась, я улыбнулась ей от всего сердца. Я обратилась к мистеру Грешему, сидевшему вместе с женой напротив меня:
– Извините меня, мистер Грешем. Я знаю, что вела себя глупо и невежливо, но я не хотела. Я волновалась… и все делала неправильно, – слова, наконец, посыпались из меня.
– Вовсе нет, вовсе нет, – быстро ответил он. – Ведь все понятно, моя дорогая. Я уверен, что, когда ты устроишься, ты будешь чувствовать себя, как дома. – Он с облегчением откинулся назад и на несколько минут оставил трость в покое.
Эмили сидела по-прежнему мрачная, а миссис Грешем всем своим видом демонстрировала сомнение. Но Аманда радостно подпрыгнула и сказала:
– Вот, я знала, что она волнуется! Я себя точно так же чувствую, когда мы ходим с визитами. Ах, я рада, что ты будешь жить у нас, Люси! Мы сможем проводить время вместе. Эмили стала такой воображалой, потому что ей уже восемнадцать.
– Аманда! – с ужасом воскликнула мать. – Где ты научилась таким вульгарным выражениям? Не смей так говорить о сестре!
– Очень хорошо, мама, – кротко ответила Аманда, – но меня Эмили научила. Она сказала, что сын Маршант-Йейтсов – воображала.
– О-о-о, я не говорила! – возмущенно закричала Эмили. – Мама! Я не говорила!
Мистер Грешем громко постучал тростью по полу.
– Барышни, прекратите ссориться! Помните, у нас гостья. – Он улыбнулся мне одной из своих механических улыбок, но в ней было уже чуть-чуть больше тепла, и, хотя Эмили снова надулась, чувствовалось, что обстановка немного разрядилась. Мне хотелось Аманду расцеловать.
Мы ехали около четверти часа. За это время я успела оглядеться по сторонам и восхититься разнообразием природы. Единственное место на земле, которое я знала и в котором жила, не могло похвастаться пышной растительностью. Здесь же ее было в изобилии, я упивалась деревенским пейзажем. Наверное, память об этой природе передали мне родители, но она до поры до времени дремала. Сейчас же я не могла оторвать глаз от прекрасной зеленой Англии. Я наслаждалась этой красотой и хотела знать, как называется каждое дерево, каждый цветок.
Усадьба мистера Грешема стояла на окраине маленькой деревни Соколиное поле и называлась «Высокие заросли». Когда мы въехали в ворота и повернули по дорожке к дому, я увидела, что дом стоит на холме, а за ним земля спускается к широкой долине и, примерно через милю, снова поднимается на холм.
Сам дом был огромный, и в первый момент показался мне некрасивым: он был весь из прямых линий. Я привыкла к высоким пагодам и изогнутым крышам Ченгфу. А этот дом был слишком приземистым, в нем не было гармонии. Богатые китайцы строили свои дома в согласии с духом земли, воды и воздуха. Только плющ, ползущий по желтым кирпичным стенам «Высоких зарослей», немного сглаживал, смягчал впечатление.
Когда ландо остановилось у парадного крыльца, двери распахнулись и на пороге появился очень важный слуга – дворецкий. Он приветствовал хозяина. Менее важный на вид молодой человек, без пиджака, в фартуке, взял мой чемодан и понес его в дом.
Мы оказались в большом холле. Лестница из холла поднималась на галерею. Я с изумлением оглядывалась. Двери в некоторые комнаты были открыты, и мне удалось кое-что разглядеть. Впервые я видела столько мебели, столько картин, столько ковров, столько ваз, зеркал, украшений, статуэток! Я подумала о миссии мисс Протеро. Кроме картины в часовне, единственным украшением, о котором мне удалось вспомнить, был бронзовый щит в моей «спальне». Он выжил лишь потому, что у меня не хватило духу вынуть его и продать. Я услышала, как мистер Грешем сказал:
– А, Эдмунд, дорогой, ты здесь, – и увидела человека, спускающегося по лестнице. На нем был темный костюм и рубашка с высоким стоячим воротничком. Без всякого сомнения, это был сын мистера Грешема. Мне показалось, что ему лет двадцать шесть или двадцать семь. У него было такое же бледное узкое лицо, как у отца, но вел он себя совершенно иначе. Мистер Грешем был порывист в движениях, иногда он, казалось, подпрыгивал. Движения сына были сдержанными и аккуратными, словно он был намного старше. У него был холодный взгляд. Однако я скоро поняла, что он на всех смотрел одинаково и не испытывал ни к кому неприязни. Складывалось такое впечатление, что Эдмунд Грешем все и всех изучал и оценивал.
– Добрый вечер, мама! – вежливо сказал он. – Удачно съездили? Я вижу, вы доставили домой последнее папино приобретение в целости и сохранности. – Он улыбнулся мне аккуратно отмеренной улыбкой. Однако от упоминания обо мне, как о собственности мистера Грешема, мне опять стало не по себе. Я вспомнила, что мистер Грешем купил меня у миссии. Миссис Грешем сказала:
– Да, это Люси Уэринг. Наш сын Эдмунд.
– Добро пожаловать в «Высокие заросли», Люси, – сказал он и протянул мне руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107