Помню, как Вернон Куэйл положил медальон мне в руку и вывел меня из "Круглой комнаты", проводив до двуколки. Мы не сказали друг другу ни слова.А вот как ехала домой, я уже не помню. Знаю только, что вышедший мне навстречу мистер Стэффорд настоял на том, что сам займется лошадьми и двуколкой. Когда я сняла шляпу и пальто и утомленно села перед камином в своей маленькой комнате, то, бросив взгляд на часы, обнаружила, что уехала в "Приют кречета" не более семидесяти минут назад.Думать мне не хотелось. Я даже не знала, о чем следует думать. Просто уснула в кресле, проснувшись же, увидела, что огонь в камине почти погас. С огромным усилием я встала, прошла в спальню, разделась, упала на кровать и проспала тяжелым сном до позднего утра.При свете дня мне с трудом верилось, что события, приключившиеся вчера вечером, действительно имели место. Они скорее походили на плохой сон, который не хотелось вспоминать, и я сказала себе, что поверить во внезапное прозрение Адама – значит быть полной дурой. Самое лучшее – погрузиться в дела, не строить никаких предположений и ничего не ждать. Однако, когда через два дня я получила письмо от леди Гэскуин, руки мои тряслись от волнения. Сердце наполнилось тяжелым разочарованием, когда письмо оказалось совершенно обычным, без сногсшибательных новостей.Единственное, что она писала про Адама, – это что он по-прежнему держится дома и вне его так, будто не страдает слепотой, и по-прежнему наживает шишки и синяки. Накануне он упал с лестницы и едва не потерял сознание, что ее очень напугало. Невзирая на его протесты, она настояла на том, чтобы вызвать врача, и рада мне сообщить, что Адам ничего себе не повредил. Сегодня он опять ходит по дому.Она также сообщала, что диабет сэра Чарлза внезапно усилился. В письме выражалась надежда, что скоро я снова приеду в Лондон, потому что оба они меня очень любят и часто обо мне говорят.Читая между строк, я поняла, что времени, отпущенного ее мужу, осталось намного меньше, чем они раньше полагали. Я немного всплакнула от жалости к ним обоим и написала ответ, сообщая, что приеду на денек их навестить при первой же возможности, безусловно, до конца текущего месяца.Значит, Вернон Куэйл – просто хвастун. Адам остался слеп.Немедленно я отправилась навестить Дэвида Хэйуорда, поссорилась с ним, в великом раздражении поехала домой, повернула назад, извинилась перед Дэвидом и остаток дня сопровождала его в визитах. То было лучшее лекарство, которое могло прийти мне в голову против охватившего меня мрачного настроения.Через два дня я поехала на Гусиный холм. Стояла необычно мягкая, солнечная для конца февраля погода. Я слезла с Сэнди и стала бродить, размышляя о своем будущем.Ферма Кэтлингов скоро будет выставлена на продажу. Действительно ли она мне нужна? Собираюсь ли я и впрямь жить в том большом доме одна? Буду ли я счастлива, выйдя замуж за Дэвида? Или буду всегда относиться к нему как к не худшему после Адама варианту, а он ко мне – как к не худшему варианту после Элинор? Но какое это имеет значение, если мы – добрые друзья и в самом деле очень привязаны друг к другу?Мой взгляд упал на склон холма, лежащего по ту сторону долины. Внизу по нему во весь опор мчался всадник. Его скорость, отметила я с легким беспокойством, была довольна опасной. Так носиться могли себе позволить только Ло-бас и Джейни Берр. Затем я узнала лошадь и удивилась. Это был Бруно, чалый жеребец, принадлежавший майору Эллиоту. Однако сидел на нем не майор, это вообще не был никто из обитателей Ларкфельда.На несколько мгновений лошадь и всадник исчезли за каштанами, а когда я вновь их увидела, они приближались к Гусиному холму. Я прищурила глаза. Мужчина был брюнетом, без шляпы, вместо одежды для верховой езды на нем был темно-серый костюм. Да кто же это? Он скакал, словно слившись с лошадью, тело с горделивой небрежностью покачивалось в такт ее движению. Во всей фигуре было нечто знакомое, нечто виденное мною очень давно…Мистер! Сознание толчком выбросило это имя, старое имя, которым я его называла.Адам? Адам, скачущий ко мне вверх по Гусиному холму? Так, как будто он… был зрячим? Не может быть. И тем не менее слепой не в состоянии был бы ехать на лошади так, как ехал он.Я будто вросла в землю, в сознании воцарилась пустота, потому что я не отваживалась размышлять дальше. Он поднялся на вершину и спрыгнул с Бруно раньше, чем тот успел полностью перейти с галопа на шаг. Черные волосы взъерошены ветром, темно-голубые глаза сверкают бешеной радостью. Он быстро зашагал ко мне, широко раскинув руки.– Джейни!Слезы навернулись мне на глаза и потекли по щекам. У меня перехватило горло, я не могла произнести ни слова.– Ах, Джейни!Его руки стиснули мои плечи так, что стало больно, но то была приятная мне боль. Держа меня на расстоянии вытянутых рук, он разглядывал меня с ног до головы с изумленным лицом. Но вот его руки отпустили мои плечи и начали прикасаться ко лбу, волосам, покрытым слезами щекам, губам, шее. Это было мягкое прикосновение слепого, но он больше не был слеп. Он буквально пожирал меня глазами, все его органы чувств были подчинены одной цели – узнать меня. Рассматривал меня, прикасался ко мне, и слова лились у него потоком:– Я приехал в твой коттедж, а Стэффорды послали меня к Дэвиду, но Рози сказала, что он собирался посетить конюшни майора Эллиота, хотя не знала, поедешь ли ты вместе с ним, а когда я туда приехал, то оказалось, что тебя нет, я подумал, Джейни, что сойду с ума, если тотчас же тебя не найду, а Дэвид сказал, что ты можешь быть здесь, и майор говорит: "Слушай, парень, возьми Бруно". И вот я тебя нашел – о Джейни, неужели это ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121