– Иван Андреич, – почтительно обратился к нему, – вон проезжий чаю спрашивает, – может, дозволите из вашего самовара стаканчик?– Помилуйте! – смутился Кольцов. – К чему же беспокоить? Я бы и сырой водички выпил.– Какая там сырая водичка! – Иван Андреич строго поглядел поверх очков. – Тут на троих самовара хватит… Милости прошу!Кольцов поклонился и назвал себя.– Это какие же Кольцовы? Прасолы, что ли?– Так точно-с.– Знаю, слыхал, – зевнул Иван Андреич. – Извините, три ночи не спал. Я лекарь Малышев, честь имею представиться. По четырем уездам мотаюсь, да что, – толку мало: мрут да и только…– Страшное бедствие, – вздохнул Кольцов.– Какое бедствие! – рассердился Малышев. – Бедствие, сударь, не в холере – бедствие в администрации, черт бы ее побрал… Дармоеды проклятые!Он набил табаком и закурил коротенькую трубочку.– Больниц нету, – начал загибать пальцы, – медикаментов и лекарств нету. Чистой воды даже нет, черт побери! Что ж вы хотите? Вон у меня в Коротояке на почтовой станции лазарет. Лежат, сердешные, на полу в соломе да и помирают. А что сделаешь? Намедни приехал чиновник из губернии. Я ему и то и это, а он перетрусил, верите, даже почернел весь. «Доктор, – говорит, – я, кажется, заболеваю, пустите мне кровь!» – «Да, помилуйте, – говорю, – батюшка, зачем же?» А он одно: пустите да пустите! Ну, и пустил, с тем он и отбыл. Зато жители все, как узнали, что губернский чиновник себе кровь пустил, давай и себе пускать! Кровопролитие было, сударь, не хуже Бородинского сражения.Малышев хрипло засмеялся и налил Кольцову чаю.– А вы говорите – бедствие! Вот то-то оно и есть, что тут еще понять надобно, в чем на Руси нашей бедствие? Холера, она пошумит да и пройдет, а вот чиновник сей, кровопускатель, – он как был, так и останется.За окном зазвенели колокольчики. Вошел смотритель.– Иван Андреич, – доложил, – лошади готовы…Малышев стал собираться.– А вы, сударь, – посоветовал на прощанье, – того-с… сырую водичку все-таки остерегайтесь. Береженого бог бережет. Глава седьмая Быстры, как волны,Дни нашей жизни,Что час, то корочеК могиле наш путь. А. Сребрянский 1 Подъезжая к дому, Кольцов нагнал Сребрянского. Тот шел, сдвинув фуражку на затылок и размахивая огромным букетом белой сирени.– А я к тебе, – весело сказал Сребрянский. – Видишь, сувенир несу! – Он с восхищением поглядел на Кольцова. – Ну, ловок же ты на коне! Джигит!По двору бродили две коровы. На бревнах возле конюшни сидели Зензинов и дед Пантелей. Возле, лицом вниз, лежал паренек в рваном армячишке и огромных, не по росту, стоптанных лаптях. Плечи мальчика вздрагивали.– Чего это он? – поздоровавшись, спросил Кольцов.– Тут, Василич, беда, – сокрушенно замотал головой Пантелей. – Он, парнишка-те, гнал, значит, трех коровенок, больные коровенки-те, стало быть… в гурте захворали… С Приваловки, что ль? – Старик тронул мальчика палкой.– С При… при… валовки, – всхлипнул тот.– Так вот, – продолжал Пантелей, – в дороге малого-то возьми и размори, – задремал, стало быть, – а коровку недобрые люди угнали… Опасается парнишка родителя твово… Вишь, какое дело-то!– Это уж прибьет, – подтвердил Зензинов.Кольцов сдвинул брови.– Эй, малый! – окликнул он парнишку. – Как тебя звать-то?– Ми… митроха!– Так вот, Митроха, вставай, будет реветь… С кем грех не случается.Растирая кулаками по грязным щекам слезы, Митроха поднялся. На крыльцо дома вышел Василий Петрович.– Ну, держись, – протянул Зензинов. – Будет дело под Полтавой…Василий Петрович медленно спустился с крыльца и, опираясь на суковатую палку, пошел к конюшне. Митроха затрясся, ухватился за полу кольцовского кафтана.– Дяденька! Ой, дяденька! – вскрикивал он. – Ой, да прости ж ты, дяденька, милый!– Я те, сукин сын, покажу дяденьку! – зарычал Василий Петрович. – Проспал корову-то, байстрюк!Он размахнулся и ударил палкой Митроху по ногам. Мальчик упал.– А-а-ах! – Кольцов кинулся к отцу, вырвал у него палку и с отчаянной силой хватил ею по бревнам. Палка разлетелась на куски.– Ты?! – изумился старик. – Ты… как же эта?– Не смейте драться! – глядя в упор, срывающимся голосом сказал Кольцов.С минуту отец и сын молча смотрели друг на друга. Сребрянский, Зензинов и Пантелей стояли не дыша, и даже Митроха, закрыв руками голову, перестал плакать. Наконец старик отвел глаза и, сказав Митрохе: «Пошел прочь, щенок!» – круто повернулся и зашагал к дому.Алексей был бледен, губы его вздрагивали. Побелевшая от напряжения рука еще стискивала обломок палки. Он проводил глазами отца и, когда тот, хлопнув дверью, скрылся в доме, далеко отшвырнул палку и быстро пошел к сараям.– Наскочила коса на камень! – подмигнул Зензинов.Возле каморки Сребрянский догнал Кольцова и обнял. Кольцов остановился, поглядел куда-то мимо него, потер рукою лоб.– Пакость какая! – прошептал и, не попадая ключом в скважину, стал отпирать замок. 2 Сребрянский раздобыл плошку и поставил сирень на стол.– Вот, – указал на букет, – цветы по праву твои, победитель!Кольцов сидел в своей любимой позе: положив локти на стол, опершись подбородком на кулаки.– Два мира, – медленно произнес он, – два мира повидал я за сутки. Как во сне. Вчера побывал в царстве света… ан вот нонче с облаков-то и шлепнулся носом в навозную кучу…Он рассказал Сребрянскому о своей нечаянной встрече со Станкевичем.– Какой человек, Андрюша! Я таких не видывал. Такой один за всю жизнь встретится!– Постой! – перебил Сребрянский. – А что ж тетрадки-то?Кольцов сказал, что тетрадки Станкевич взялся повезти в Москву, показать друзьям и, может быть, отпечатать.– Ты подумай, Андрюша, московские литераторы станут читать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106