- Никко!
Она выбежала в ночной сад, обогнула дом. Голые ветви яблонь постукивали по крыше.
- Никколо!..
Никого...
Она побежала в деревню, стучась в окна и двери... Лаяли проснувшиеся собаки, зажигались в домах свечи. Все бросились на поиски малыша.
Когда уже за полночь староста возвращался домой, везя в телеге поленницу дров, он с удивленьем увидел у деревенской околицы зажженные факелы и фонари. С нехорошим предчувствием он подъехал поближе и узнал горестную весть.
На мать было страшно и жалко смотреть: всегда красивая и стройная, с непременной улыбкой, - сейчас, в отсвете качающихся в чужих руках фонарей, она выглядела вмиг постаревшей, с ужасом в прекрасных глазах. Женщины плакали вместе с ней, но ничем не могли помочь.
На все вопросы старосты она бормотала только одно:
- Никколо! Его украли! Никко! Где ты, сынок?!
Староста крепко держал её за руку, пытаясь успокоить, хотя и сам не мог совладать с собой.
- Ах, Никко, Никко! - шептали его губы.
Несколько дней пролежала хористка без памяти, а если и пробуждалась на миг, то с почерневших губ срывалось одно только слово: "Никколо!" - Она и впрямь обезумела вконец.
В лечебницу её повез сам староста - небритый, с угасшим взглядом, ничего не видящий вокруг. А после, взяв свору охотничьих собак, он исходил с соседями все тропы в округе. Ни следа... Который раз простучал он каждый уголок чердака и подвала, стустился даже в печную трубу, звал мальчика, кричал ему - ни звука в ответ...
А спустя день, когда он поехал навестить хористку, - то узнал, что она сбежала, и где теперь - никто не знает.
Еще несколько дней староста изъездил все дороги, а потом прекратил поиски - хористка пропала так же, как и её сын.
Но она не пропала - она сбежала, чтобы найти своего Никколо.
Прошел месяц, другой, закончился один год и начался новый. Потом и он пролетел двенадцатикрылой птицей, за ним - еще, и еще, а она все искала сына и верила, что найдет.
В скитаниях несчастная женщина забыла: кто она и откуда, но имя её сына осталось в материнском сердце навсегда.
Однажды хористка встретила в пути цыган и пристала к ним. Они приняли несчастную в свой табор, и были уверены, что рядом с ними - старуха: так побелели её волосы, так покрылось её лицо морщинами.
Ей было хорошо у них. Она приняла чужие песни и обычаи, заботы и радости, и даже чувствовала себя частью этой веселой и шумной семьи. Ее научили находить целебные травы, распознавать ядовитые цветы, лечить заговором, угадывать судьбу. Она выкормила петуха, песни которого, по древнему преданию, - приносили счастье. И где бы она ни была, куда ни ходила, всегда на её руках был петух Рома. А её с тех пор так и прозвали: Женщина-с-петухом... Никто не спрашивал о её прошлом, а если б даже она захотела рассказать о своей жизни, то не смогла бы вспомнить: кто она и откуда. Лишь имя Никколо осталось в её разбитом материнском сердце...
...Теперь, на городской площади, когда Мелодия скрипача возвратила хористке память, к ней вернулись и годы, которые, казалось, были потеряны навсегда.
- Анна! - окликнул её изумленный Ленард. - Ты ли это?!..
- Я, - ответила рыжеволосая женщина. - А это - ты... И твоя дочь. кивнула она на Марию. - Мне рассказал о ней Снегирь. - Тут она обернулась к подмосткам, где столпилась вся площадь, восторженно аплодируя скрипачу: - А это - мой сын Никколо!
- Его зовут Антон! - возразила Мария, вскакивая на ноги.
- Не так важно его имя, как то, что он - жив! - согласилась Анна.
Ленард вытаращил глаза:
- Погоди! Постой!.. Ты сказала, что скрипач - твой сын?! Значит... и мой?!
- Ты не знал об этом... Да и я не догадывалась, что мой сын музыкант!.. Только медальон, что я надела ему при рожденьи - раскрыл эту тайну.
Мария с ужасом слышала весь разговор: если Антон - сын её отца, значит, он её брат! А их любовь?.. Как она сможет жить без него?.. Ее голова закружилась, ноги подкосились, и Мария упала на руки Снегиря.
- Прости, - виновато пробормотал он. - Но в этом нет моей вины.
- Это вина моя! - воскликнул Ленард. - Чтобы столько лет мой сын проходил бродягой, а его мать прожила цыганкой!.. Нет мне прощенья!
- Бедная невеста! - сказал Снегирь, приводя в чувство Марию.
- Почему?! - удивился Ленард.
- Потому что их свадьбе уже не быть, - грустно признался Снегирь.
- Она состоится, - улыбнулся Ленард сквозь слезы.
- Это невозможно, - чуть слышно произнесла Мария.
- Как невозможно? Очень даже возможно! - уверил он её.
- Свадьба между братом и сестрой? - усмехнулась Анна.
Бургомистр ничего не успел им ответить: пиротехники чиркнули спичками, сухой порох вспыхнул, и разноцветные огни фейерверка взлетели ввысь под марш духового оркестра, осветив всех горожан, весь город, опалив облака и разлетевшись во все стороны на миллионы искр.
Горожане, как зачарованные, любовались удивительным зрелищем. Но в это мгновенье из огня и дыма появился Вольнор. На глазах изумленной публики он стал расти, расти и расти, - пока не превратился в великана с горящими очами. Вместо волос на его голове шевелились змеи и гадюки. Площадь ахнула и замолкла от ужаса.
Его появление было внезапным. Маг и Чародей больше не прятался за маской благопристойности: приближалось его время - Время Зверя и Время Тьмы.
Вольнор нагнулся к толпе, сбившейся от страха в кучу, и длинными костлявыми руками выхватил у Снегиря бездыханную Марию, словно приглянувшуюся игрушку. Затем высмотрел у себя под ногами скрипача и произнес:
- Если захочешь её увидеть - милости прошу сегодня до полуночи на заброшенное кладбище.
Он захохотал громовым смехом и поднял руки, почти касаясь облаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28