Телешов Николай Дмитриевич
Крамола
Николай Дмитриевич Телешов
КРАМОЛА
Из цикла "1905 год".
I
С весны 1905 года, неизвестно зачем и откуда, в Москве стал появляться в так называемом "городе" прилично одетый господин лет сорока, с пушистыми бакенбардами и в цилиндре, не очень модном и не новом; так же не очень нов и не очень моден был его костюм, и это придавало ему много солидности; ничто не обнаруживало в нем ни легкомысленного франга, ни прогорелого барина, напротив - виделся в нем простой человек, которому некуда было девать свободного времени; этим и объясняли его склонность поговорить, пошутить и рассказать множество новостей, особенно про войну, про японцев, про наши неудачи, в которых повинна интеллигенция.
Появлялся он то в Охотном ряду, где заглядывал в мясные и зеленные лавки, восхищался певчими птицами, то захаживал проведать купцов на Старую площадь, то в Ряды, то появлялся на торговых подворьях, и везде стали знать его в лицо и разговаривать с ним. Обыкновенно он выбирал такие лавки, где торговцы бывали попроще и посерее, а заходил к ним в такое время, когда они бывали не очень заняты.
В мясной лавке он покупал курицу или говядины, в колониальной папирос, в галантерейной - галстук, а познакомившись, заходил нередко и так: потолковать от нечего делать или "почесать язык", как выражались торговцы.
- Ну-ка, отец-благодетель, - обращался он весело к одному из приказчиков, - заверни-ка мне фунтик колбаски.
- Ну-ка, отец-благодетель, - достань десяточек папирос, - говорил он в другом месте.
Поэтому за ним и укрепилось прозвище "Благодетель", хотя в глаза его все называли просто господином. Кто он такой и как его имя - почему-то никто не спрашивал, интересовались им только мясники, с которыми он имел особенную склонность беседовать. Здоровенные ребята, с мускулистыми руками и толстыми лицами, в грязных, засаленных фартуках, обвешанные кругом бедер широкими длинными ножами, они иногда загадывали друг другу: кто такой Благодетель? Одни говорили, что он непременно дворцовый лакей, потому что у него баки очень вылощены.
- И все знает. Сколько раз про войну предсказывал:
что скажет, то, гляди, и случится назавтра. Ты попробуй распахни ему пальто: у него небось все пузо в золоте!
Другие не соглашались:
- Нет. Лакей не может так разговаривать. Да у них и харчи казенные: на что ему говядина или сырая курица!
- А может, он для любовницы покупает?
- Вот нешто для любовницы... Только он скорее всего по монопольной части - оттого все и знает.
- А зачем у него баки-то такие, если он по питейному делу?
- А чего ж им не быть? Это у менялы баки не вырастут, а акцизному можно и с баками...
К хозяевам Благодетель относился более почтительно, здоровался с ними за руку и вздыхал о плохих барышах, а на плохие барыши купцы всегда любят пожаловаться.
- Ведь этак дела-то в двести лет не поправятся, - сочувственно говорил Благодетель, качая головой и задумываясь. - Кого ни послушаешь, одно и то же: плохо и плохо.
А что за причина? Что за напасть пошла на Россию?
- Насчет делов - это верно что напасть. Наши дела теперь, по-русски сказать...
- Не договаривайте. Знаю, как скажете.
- То-то и оно! Всякий знает, как ежели по-русски про теперешние дела сказать...
Однажды Благодетель явился в мясную лавку поутру, в самый разгар торговли. Все были заняты: рубили, резали, вешали, получали деньги, завертывали, считали; возле прилавков, дожидаясь очереди, стояли кухарки в теплых платках, с сумками и корзинками.
- Я подожду, - сказал Благодетель. - Мне не к спеху.
И сел на табурет возле конторки.
- Дожили до времечка... нечего сказать! - вздохнул он, видимо сердясь на кого-то.
На слова его никто, однако, не обратил внимания. Попрежнему раздавалось на разные голоса: "Людской говядины-то не положили..." - "С вас два рубля тридцать восемь..." - "Баранины восемь фунтов..." - "Сдачи извольте получить..."
Работа кипела: хрустели под топором кости, звенели на мраморной доске деньги, щелкали счеты, - и Благодетеля не замечали. Тогда он встал и громко сказал:
- Слышали новость? Всех крестьян опять скоро крепостными сделают.
Мгновенно все затихло и остановилось, точно в вертевшееся колесо кто-то просунул палку. Все руки опустились, все глаза глядели на Благодетеля, а он, будто не замечая этого, закуривал папироску и молчал.
- То есть... как... крепостными?.. - вымолвил чей-то голос, в котором было и недоверие, и страх, и злоба.
- Как в старину было. Будут опять господа, будут и крепостные. Так решили сделать ученые люди - интеллигенты. У них уж дело налажено.
- Чтоб им издохнуть! - взвизгнула молодая горничная с завитыми волосами и с брошкой. - Чэрти!.. Право, чэрти!
- Сперва они решили спровадить всякое начальство, - продолжал Благодетель, - чтоб без него легче с вами управиться, а потом и всех крестьян расписать себе: кому сколько достанется.
- Мы люди вольные! Пущай сами себя расписывают! - волновались слушатели.
- Теперь да: вольные, пока начальство за вас.
- Да нешто дозволим?! - закричали мужчины.
- Без начальства дозволите.
- Как бы не так!
- А что сделаете-то?
- Да мы их...
- Что?
- В морду!
- Кого в морду-то?
- Всех!
- Тогда будет поздно.
Он поглядел на взволнованные, раздраженные лица и добавил:
- Разве не слышали, что они даже на самого царя хотят наложить свою опеку? Это называют они конституцией!.. Чтобы царь наш только бумаги ихние подписывал, а править всем государством будут они.
Все облегченно вздохнули и стали даже смеяться.
- Эна куда!.. Мы подумали, указ такой вышел. А это...
что! Дураки они, и больше ничего.
- И чэрти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13