- Мы уж тут как-нибудь сами, без вас обойдемся.
- Смотри, Гаврила, - помрачнел Василий Павлович. - Я хотел как лучше.
- А лучше будет, если ничего не будет. Главное - нам с тобой людей своих сохранить.
Да, все оказывалось не так-то просто. Мог бы помочь Михейкин Гавриле Охримовичу и - нельзя!
- У тебя хоть на всякий случай есть, - Василий Павлович выставил дулом указательный палец, - оборониться чем?
- Имеется, - улыбнулся Гаврила Охримович. - Не беспокойся, Василь, - и, посерьезнев, спросил: - Ты как? Запом-нил дорогу... Вот так пойдете, - он показал глазами узкий проход по луговым кочкам между огородами и камышом, в котором терялась речка.
- Хутор объедете, три балки начнутся, так вы езжайте по средней. Она самая глубокая. В ней вас не будут искать, потому как она короткая и на ровное место выходит. А по сте-пу немного проедете, камыши опять начнутся, там брод будет, так вы прямо в плавни въезжайте и верст пятьдесят с гаком в камышах поховаетесь. А дальше - как вам судьба укажет.
- Спасибо, Гаврила. Век не забуду.
- Не за шо! - отмахнулся Гаврила Охримович. - Как в наших газетах пишется? Пролетарии всех стран, соединяйтесь? Вот мы к соединяемся!.. Ну шо, давай, мабудь, прощаться?.. Нет-нет, только без обнимок, - остановил он Василия Павловича, который, расставляя руки, шагнул к нему с повлажневшими глазами. За нами с бугра, - Гаврила Охримович кивнул головой на косогор с хатами, сейчас в оба смотрят. Удачи тебе, Василь!
- Удачи и тебе, Гаврила! - грустно улыбнулся Василий Павлович. - Глядишь, еще свидимся?
- А как же! Не навсегда ж мы расстаемся, - и, вероятно, вспомнив вчерашний ночной разговор, Гаврила Охримович добавил; - Надо верить, шо мы в счастливой жизни встретимся!.. Ну, мне пора! Бывай здоров!
Придерживая шашку, чтобы она не била по ноге, председатель пружинистой походкой пошел прочь от своего друга. Он ?ыл спокоен, собран и уверен в собственных силах.
Василий Павлович, глядя ему вслед, сказал:
- Отважный мужик!..
А Колька вспомнил почему-то о казацком кладе, о сказочном орле, лысом кургане, где родные братья закололи друг друга вилами. Вот дураки! Гаврила Охримович и Василий Павлович, найдя клад, уселись бы около узлов и начали думать, как бы так разделить все золото между бедняками, чтобы все они стали счастливы. И не братья они, не родственники...
- А патрет я постараюсь тебе передать вскорости, слышишь? - сказал Василий Павлович в спину председателю и, повернувшись, спросил фотографа; - Так ведь, Исаак Моисеевич?
- Да, да! Конечно! - тотчас откликнулся старик из ар-бы. - Непременно доставим. Не извольте беспокоиться, Гаврила Охримович!
Председатель, обернувшись, улыбнулся, кивнул.
- А-а, это вы, хвантазеры! - заметил наконец Василий Павлович около себя мальчишек. - Прощайте и вы, хлопчики. И вам от красного воинства большое спасибо. Взяли б мы вас с собой, нам такие убежденные красноармейцы нужны. Но...- Василий Павлович поднял вверх палец. - Растите пока, договорились?
- А то! - сказал Гришка и шмыгнул носом от переполняющих его чувств, - это мы бы-ыстро!
- Вот и хорошо! - Василий Павлович потрепал его по вихрам. - Батю только слухай, понятно? Батя у тебя убежденный большевик, справедливый человек и товарищ хороший. Будь таким, как он, понял? А ты, я слышал, неслухмя-ный хлопчик, по чужим садам шастаешь.
- А они богатейские, вот я и шастаю, - ответил задиристо Гришка и, увидев подошедшего к Василию Павловичу трубача, добавил с язвительной улыбкой: - Я не мечтаю, как некоторые, о канхветах, которые в магазинах будут! А ужа сейчас своей семье пропитание добываю!
Трубач покраснел.
Прощаясь, Колька и Сашка всмотрелись в лицо трубача. Белобрысый паренек с облупившимся носом и выгоревшими бровями, смутившись под насмешливым взглядом Гришки, отвернулся. На шее у него чернела с голубиное яйцо родинка. Вот и примета, может, встретится он когда-нибудь мальчишкам в Красном городе-саде?
Василий Павлович рассмеялся.
- Ну коль так, то ладно, - произнес он и посмотрел на взгорье.
Солнце уже всходило над гребнем пологой кручи, пригревало.
Окраина затаилась, ждала. Решительный и страшный день для нее настал!
СКАЧКИ
На выгоне - толчея, базарный гул, всплески смеха, визга, криков, лошадиное ржание. Хороводили молодицы в цветастых блузках и юбках, мужчины в темных черкесках водили коней под седлами, шныряли вокруг хуторские мальчишки и девчонки.
Такое Колька часто видел на Дону, когда дует низовка, - вода прибывает до крайней береговой черты, волны под напором ветра вскидываются, толкутся на одном месте, пляшут.
Жизнь бурлила под тенью белолистных тополей, что шеренгой стояли, огораживая крайний двор.
Самое удобное место - под густой и развесистой шелковицей - занимали пожилые степенные мужики во главе с Мироном Матвеевичем.
Атаман сидел на бревне, распарившийся, красный, в черной черкеске, которая едва не лопалась на его животе. Бородатые казаки в нарядных черкесках, с длинными кинжалами у пояса - по обе стороны атамана.
А те, кто был победнее одет, стояли за их спинами, охватывая бородачей полукольцом и не заслоняя собою выгон. Ко всему, о чем говорили сидящие, они, вытягивая шеи и наклонившись, прислушивались... Если говорилось что-либо серьезное - лица у них суровели, смеялись на бревне - подхихикивали разом и они. Пристроились сбоку и мальчишки, прислушались...
- Да-а, вот раньше скачки были, так ото скачки! - важно говорил Мирон Матвеевич. - Мороженщиков даже из города привозили. А однажды и циркачи приехали, фокусы показывали, видмедя на цепу водили, во как!.. А базар какой, скоту сколько сгонялось?! Ярманка! Три дня гуляли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36