Они вышли из бара.
Амелия дала бармену стодолларовую купюру, как бы призывая его к осмотрительности и благоразумию, и они направились к лифту, который доставил их сразу же до мансарды, где располагался ее люкс. Выйдя из лифта, они оказались в просторной гостиной, из которой открывался великолепный вид на Центральный парк. Окна выходили на три стороны, и когда Амелия включила свет, он отразился во всех зеркалах, отчего комната показалась еще просторнее. На середине располагались три громадных дивана и шезлонг, пол был устлан баснословно дорогим восточным ковром, убранство дополнял дорогой античный фарфор.
Амелия бросила украдкой взгляд на свое отражение в одном из зеркал и уселась в шезлонг. Гвидо остался стоять в центре гостиной, не зная, что ему делать. Он еще не мог до конца осознать степень своего везения. Он на самом деле был здесь, в люксе самой Амелии. Он нервно почесал себе крепкую шею и откинул упавшую на глаза густую прядь волос. «О Господи, – взмолился он, – только бы в эту минуту у меня не встал член!»
– Принеси мне питье, ладно? – Амелия кивнула в направлении кухни, которой она вряд ли пользовалась. – Там в холодильнике есть водка и тоник. И лед. Я люблю половина на половину. И себе, конечно, приготовь. И приглуши свет, когда будешь возвращаться.
Гвидо бросился выполнять приказание даже с большей скоростью, чем это делает персонал отеля.
В ожидании Гвидо Амелия закрыла глаза и расположилась в позе большой кошки. Замшевые туфли на высоких каблуках одна за другой свалились на отполированный до блеска деревянный пол. Она была готова отдаться этому мужчине. Весь вечер она испытывала сексуальное возбуждение. Шоу прошло блистательно. Зрители не отпускали ее со сцены почти три четверти часа после окончания представления. Ровена сказала, что Амелия была едва ли не единственной артисткой, в которую банки готовы были без колебаний вкладывать деньги. Выслушав эту новость, Амелия испытала ощущение, весьма похожее на оргазм. Но лишь похожее.
Раздался грохот в кухне. Гвидо уронил бокал. «Он так нервничает», – мысленно улыбнулась Амелия.
– Я очень сожалею! – воскликнул он.
– Оставь это, – откликнулась Амелия. – Горничная уберет завтра утром. Возьми другой бокал и иди ко мне побыстрее. У меня такое ощущение, что я жду тебя целую вечность.
Когда через несколько секунд Гвидо появился с напитками, на его тенниске виднелось большое мокрое пятно, которое не уступало по размерам пятну на джинсах.
Амелия подавила смешок.
– Тебе, кажется, не везет. Можешь все это снять, если хочешь.
Гвидо поставил бокалы на стол и через голову снял тенниску. Обнаженная грудь его показалась Амелии даже шире, чем она могла себе вообразить. Капельки пота поблескивали во впадине между нагрудными мышцами. Гвидо свернул мокрую тенниску и вытер ею пот со лба.
– Тебе слишком жарко? – спросила Амелия и включила позади себя удобно расположенный вентилятор, который элегантно сдувал волосы с лица, но его струя едва ли вообще доходила до Гвидо.
Гвидо залился еще более густой краской, при этом румянец распространился даже на его широкую грудь. Он переминался с ноги на ногу, и эти телодвижения еще рельефнее выявили великолепие его торса. Он походил на древнего грека, скульптурные изображения которого она встречала на страницах книг.
Амелия облизнула пересохшие губы.
– Подойди сюда, – промурлыкала она. – Я хочу пить.
Гвидо подал Амелии бокал, приготовленный для нее, и осторожно присел на край дивана. Амелия прислонила бокал со льдом к его груди, и он удивленно выпрямился. Он был великолепно сложен. На груди виднелся легкий черный пушок. Вероятно, ему было лет двадцать.
– Холодно? – задала риторический вопрос Амелия, водя бокалом по его груди и оставляя на ней влажный след.
Гвидо закрыл глаза и стал покусывать нижнюю губу. «Интересно, – подумала она, – он в самом деле испытывает удовольствие или же лишь притворяется, как притворялся умудренным и опытным в баре? Похоже, что не притворяется». Она провела рукой по туго натянутым джинсам. Под молнией она вполне определенно ощутила начальную стадию эрекции.
Перестав водить бокалом по его груди, Амелия сделала глоток. Водка и тоник, смешанные с некоторым преобладанием первой, смочили ей губы, они сделались более блестящими, более зовущими. Она провела ладонью по чуть заросшей щеке Гвидо, дотронулась до уголка его рта. Затем сжала пальцами подбородок.
– Поцелуй меня, – скомандовала она, поглаживая его красивую челюсть. – Почему бы тебе не поцеловать меня?
Было такое впечатление, что он впервые в жизни целует женщину. Он наклонялся невыразимо медленно. Амелия считала, сколько вздохов она сделала, пока наконец их губы встретились. Раз, два, три… Касание. Легкое прикосновение. Его алые губы показались легче крыльев пролетающей бабочки.
Гвидо откинулся назад, широко раскрыв глаза, словно ошеломленный тем, что он только что совершил.
Амелия нахмурилась.
– Ты называешь это поцелуем? – игриво спросила она.
И тогда Гвидо неожиданно взял ситуацию под собственный контроль.
На сей раз он сам обнял ее за голову, его пальцы погрузились в ее волосы, он потянул ее к себе. Его язык мгновенно оказался между ее губ и стал исследовать внутренность ее рта, не давая ей вздохнуть. Когда он на минуту отпустил ее, Амелия всей грудью вдохнула воздух, словно человек, которого долго держали под водой. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, почти ожидая, что подобной силы поцелуй вызовет кровотечение.
– Браво! – пробормотала она, не сразу находя слова. – Это много лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44