Солодовников Владимир
Вот и всё !
Солодовников Владимир
ВОТ И ВСЁ!
В село Ильинское я поехал по печальной надобности - на похороны тётки моей матери. Собственно, похороны были только что ритуальные, хоронили в одном гробу то, что осталось от двух старушек, сгоревших, как мне говорили, по трагической случайности во время пожара в домишке своём, в деревеньке Выселки; одна из этих старушек и была маминой тёткой. А поскольку кладбище на ближайшую округу было лишь в селе Ильинском, так и хоронили там. На похороны я, как ни торопился, опоздал: похоронили без меня; перекусив немного с дороги, отправился на кладбище, что расположилось на косогоре среди высоченных берёз. Пришёл я на кладбище один (село мне было знакомое, пару раз я проводил здесь свой отпуск у дальнего своего родственника, Петра Николаевича, крепкого и ещё нестарого, общительного мужика; и кладбище мне сельское нравилось своей чистотой и ухоженностью). Постояв у свежей могилы старушек, я направился уже к выходу, как заметил не очень и приметный памятник с простой надписью: "Курочкин Василий Иванович... Родился...Умер... ВОТ И ВСЁ!" Фамилия "Курочкин" мне была знакома. Когда-то, еще лет десять назад, она гремела на всю область. Такую фамилию носил председатель колхоза в ближайшей отсюда деревне Берёзовка. Придя в село, я, вдруг вспомнив о памятнике, поинтересовался этим у Петра Николаевича - не на могиле ли он бывшего председателя колхоза? Родственник подтвердил моё предположение: да, дескать, на могиле именно бывшего председателя Курочкина Василия Ивановича. К вечеру хозяин, как и намеревался, истопил баньку: такой баньки, как у него, не было, по его словам, нигде в округе. Банька и в действительности была хороша. Выстроена она была "по-белому", предбанник и парная были просторными, лавки заботливая и чистоплотная хозяйка Нюра, супруга Петра Николаевича, выскоблила на совесть кирпичом. Раздевшись в предбаннике, вошёл я в парную, с удовольствием вдохнул ароматный банный воздух, это уж Петр Николаевич запарил берёзовый веничек в кипятке с добавкой кедрового масла (где он его только откопал?). Ах, с каким вожделением поддал я кипяточку на каменку и залез на полок! Напарился до упаду, вышел из бани, как вновь на свет божий народился. А уж в горнице на столе пыхтел самовар, и стояла запотевшая бутылка водочки. Да с груздочками и мелкими маринованными пупырчатыми огурчиками мы её... Хорошо! Разливая водку по стопкам, Петр Николаевич держал бутылку, как огнестрельное оружие, даже левый глаз прищуривал, будто прицеливался. А как разлил, так на лице его появилось умильное выражение: кожа раскраснелась, морщинки разгладились, глаза излучали такое тепло и доброту - ну, залюбуешься! Как с таким-то хозяином не выпить? А за выпивкой, по сельским привычкам, потекли наши долгие неспешные разговоры о том, о сём, и, между прочим, зашёл разговор об упомянутом уже Василии Ивановиче...
- С Василием Ивановичем Курочкиным и старым другом его Александром Максимовичем Заботиным я был давно знаком,- раздумчиво и с остановками начал свой рассказ Петр Николаевич,- но хорошо и в подробностях узнал о них со слов Александра Максимовича. А Максимыч работал долгое время в нашей сельской школе учителем математики, жил в деревне Берёзовка, кажинный день из деревни пешком ходил он на работу из года в год. А узнал я обо всём, когда печь клал Александру Максимовичу в его бане, очень уж он на мою баньку завидовал, хотел этакую же у себя иметь. А что старику остаётся и бобылю, к тому же? Баня да рыбалка на речке - вот и все его удовольствия! Помнится мне, Василия Ивановича в живых-то уж не было, да, точно - не было. Был бы жив Василий Иванович, так и не рассказывал бы мне ничего дружок его старый, свои секреты они держали всё промеж себя, а так вот, за бутылкой водки тоже, и состоялся наш с ним разговор, с учителем, значит... А и то сказать, чего я стал бы по селу злословить о чужих-то людях? Бог им судья! Ну, значит, сложил я ему печку, протопили мы её берёзовыми поленцами (это полезно печке после кладки), а Максимыч мне и говорит: "Пойдем, Петр Николаевич, завтрева поутру на рыбалку, там и вспрыснем-обмоем печку, оно на природе-то и пьётся без устатку да всласть". "Чего бы,- говорю,- и не пойти, пойдём, однако". Утром следующего дня и встретился я с Александром Максимовичем на околице их деревни, идти до неё недалече из села (да ты, поди, знаешь, сам не раз рыбалил на речке, на Чёрной). Порыбалили мы, значит, малость, скорее, для блезиру, потому как пришли мы не рыбалить, а водку пьянствовать. Оно, конечно, с утра пить вроде и не полезно, но с хорошим человеком выпить - оно в любое время не вредно, - тут Петр Николаевич сделал небольшую остановку, так как первая наша бутылка уже закончилась, мне пришлось достать из "дипломата" ещё одну из своего запаса: в село Ильинское без такого запаса ехать ну никак невозможно. Самому же мне вспомнилась речка Черная, что речкой медленно и степенно протекала у деревни Берёзовка, а начиналась нешироким извитым ручьём из озера у деревеньки Выселки. Речка та запала мне в душу своей чистотой и чудными зелёными бережками, поросшими плакучими ивами, смородиной да черёмухой; в июне от цветущей черёмухи был замечательный аромат на всю, казалось, округу, а пчёлы мощным гудом гудели в кронах цветущих деревьев. Петр Николаевич меж тем разлил водку по стопкам ("Не частим ли мы?",- подумалось мне вскользь) и продолжил свой рассказ:
- Так-то вот посидели мы с Максимычем, он и пооткровенничал со мной рассказами из своей, значит, жизни да из жизни друга своего, Василия Ивановича...
...Крепкий и плечистый, озорной и весёлый тракторист Васька, шелопутный и до девок охочий, был для жителей всей деревни ну чисто занозой, ни один праздник или мероприятие ли колхозное не обходились без его озорства, но в работе на своем тракторе был настоящий бес, если уж работал, так без устатку от зари до зари, железо уж не выдерживало, а этот Корешок, как звали Ваську промеж себя дружки его в Берёзовке, крепче был любой железяки.
1 2 3