И так же исчезли. Я даже не поняла, кто вы такие. Как же просто и быстро жизнь может превратиться в страшный сон.
- Да, - Буржуй вздохнул и поднял на Ольгу виноватые глаза. Просто и быстро...
- Вы-то что об этом знаете? - удивилась та. - У вас же не похищали ребенка.
- Оля, скажите... - Коваленко замялся на мгновение. - Можно мне посмотреть... его фотографии? Ну, более ранние. Они у вас есть?
- Конечно. Но зачем вам? - девушка бросила на Буржуя недоуменный взгляд. - А впрочем, какая разница. Я все равно сама только и делаю, что разглядываю их сутки напролет. Пойдемте в комнату...
Фотографий в альбоме было много. Буржуй с затаенным трепетом разглядывал снимки вдруг вернувшегося к жизни сына. Вот он совсем кроха, тут уже чуть подрос, а здесь и вовсе играет с мячом где-то в саду... Буржую начало казаться, что он спит. Оля комментировала каждую фотографию, и было видно, что это занятие и доставляет ей удовольствие, и больно ранит одновременно.
- Это он после болезни. Видите, какой бледненький. А это мы на дачу к моей сотруднице ездили. Совсем недавно, в мае...
- Скажите, а Кудл... этот человек назвал вам имя? - вдруг спросил Буржуй.
- Имя? - не поняла Оля.
- Ну как зовут ребенка...
- А... Нет. Он ничего не сказал. Имя я выбрала сама.
- К... какое? - голос у Коваленко сорвался.
- Простое и красивое. Владимир... Что с вами? - Буржуй вдруг упал лицом на сложенные на столе руки, и плечи его затряслись. Сначала он плакал по-мужски - беззвучно, и только конвульсивно содрогавшаяся спина выдавала его состояние. Но потом вдруг оторвал голову от стола и зарыдал по-детски, размазывая по лицу слезы и заходясь от всхлипываний. Любая выдержка имеет предел. Взрослый, уверенный в себе мужчина за одну секунду превратился в несчастного исстрадавшегося детдомовского мальчишку.
- Да что вы? Успокойтесь, пожалуйста! Ну не надо, я прошу вас... растерянно лепетала пораженная этим зрелищем Ольга.
Поначалу она смотрела на зашедшегося в плаче человека в полном замешательстве. Взрослый мужик истерично рыдал в чужом доме на глазах у посторонней женщины. Но потом что-то изменилось: холод в груди превратился в горячую бусинку жалости... Ольга обняла Буржуя и прижала его голову к груди. И тот, никогда не знавший материнской ласки, откликнулся так же инстинктивно как ребенок, ищущий зашиты под теплой родительской рукой. Он уткнулся Ольге в плечо, и постепенно его рыдания стали утихать...
...Смущенный и еще не до конца пришедший в себя, Буржуй сидел с Ольгой на кухне и пил сваренный ею кофе. Ему было и стыдно, и неловко, но вместе с тем он чувствовал огромное облегчение. Тяжесть последних дней больше не давила на плечи невыносимым грузом.
- Вы извините меня, Оля, - проговорил он с нервным смешком, пряча покрасневшие от слез глаза. - Я уж и не вспомню, когда плакал в последний раз. В детстве, наверное...
Девушка, казалось, считала, что происшедшее десять минут назад не нуждается ни в каких объяснениях. Она накрыла ладонью руку Буржуя.
- Если не хотите, не нужно ничего говорить... Правда...
- Нет, так не получится, - грустно покачал головой Владимир. - Я должен вам сказать одну вещь. Очень важную вещь. Может быть, после этого вы меня возненавидите...
- Вас? За что? - удивилась Ольга.
- Сейчас, я сейчас... - Коваленко закурил, отхлебнул глоток кофе, но, поморщившись, отодвинул чашку. Ему сейчас просто необходимо было выпить. И он, помедлив, спросил у хозяйки: - Извините, у вас нет виски?
- Виски? Нет, - с сожалением проговорила Ольга и честно призналась: - Я его, по-моему, в жизни не пробовала... - Вдруг она вспомнила и потянулась к навесному шкафчику. - Коньяк есть! Правда, там совсем немного. Хотите?
- Да, спасибо.
Не дожидаясь, пока Оля разыщет бокал. Буржуй сделал жадный глоток прямо из горлышка. И надолго замолчал.
- Извините, вы хотели мне что-то сказать, - напомнила ему девушка. - Что-то важное...
- Оля... Милая Оля... - Буржуй в волнении подыскивал слова и не мог найти те, которыми можно было объяснить сидевшему напротив замечательному человеку, почему он, этот человек, должен лишиться права на самое для него дорогое на этом свете. - Вот вы говорили, что я ничего не испытал в жизни. Но это совсем не так. К сожалению... Черт, что я несу?!. - Владимир тряхнул головой. - Что несу!.. - И он закричал от боли бессилия и отчаяния: - Он - мой сын, Володька! Мой малый, убитый, мертвый, потерянный! И зовут его, как и меня! Точно так же, как вы его назвали!..
- Что вы такое говорите? - пораженная Оля, еще не до конца осознав услышанное, с легкой опаской уставилась на Коваленко.
- Да правду я говорю, - уже тихо сказал Буржуй. - Понимаю - бредом отдает, шизой... Вообще непонятно, как вы меня терпите... Вломился к вам, разрыдался, как баба... Я и сам не пойму, что со мной делается такое, правда...
- Вы... хотите отобрать моего сына? - едва выговорила Ольга помертвевшими от отчаяния губами и тут же вскрикнула: - Но почему? Я не понимаю... Что вам всем нужно?! Кто вы вообще такой?! Откуда вас принесло?! Почему я должна вам верить?!!
Буржуй сделал еще один долгий глоток.
- Не знаю... Наверное, не должны... - Он помолчал. - Можно, я расскажу вам то, что никому и никогда не рассказывал, даже своим друзьям? Почему-то мне захотелось это сделать... Впервые за все время... Это случилось год назад, в мае...
И вдруг в руках у Буржуя с глухим хрустом лопнула конвульсивно сжатая пальцами чашка с остывшим кофе. Владимира начала трясти крупная дрожь звериная, жуткая. И это был уже не приступ плача - Буржуя бил нервный озноб. В этот миг Коваленко был похож на безумного с выпученными глазами. Оля сзади обхватила его за плечи.
- Ну что вы... Не надо, пожалуйста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128