ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И эта пустышка-соска пусть ждет неожиданный подарок на свой долгожданный день рождения - это будет лучший в мире подарок от всей моей ранимой нежной и потравленной души. Ядерный цветочек, эта красивая женщина, любимая ныне еврейским старым человеком, увидит из своего окна. Это будет последнее, что эта срамная власть и отвратительная сучка с инициативными губками увидят. Прощай. Твой родной брат Виктор." Я посмеялся: крепко выражается народец, когда в том возникает нестерпимая нужда. Жаль, что не могу передать в оригинале эмоциональный язык послания человечеству, да, уверен, каждый в силу своей испорченности сумеет восстановить первооснову. Важно другое: атомщик сообщил практически все, что только можно было сообщить. Когда у нас день рождение этой красивой женщины, ныне любимой?.. Так, двадцать второго сентября. Следовательно, полковник Старков прав: через три дня у всех нас могут возникнуть проблемы. Времени много и времени мало, чтобы остановить истерического умалишенца с ядерным ранцем за плечами. Вот тебе и роль личности в истории развития всей нашей планеты. Такой ход событий было трудно предположить даже в самом кошмарном бреду. Однако эта есть наша печальная реальность, которую невозможно отключить клавишей "Enter", как ирреальный компьютерный мир. Внимательно пролистав все бумаги, перебираю номера телефонов своих информаторов, потом выщелкиваю номер академика Фридмана. Вежливый и казенный голос интересуется моей персоной. Я знаю, что это "наш" человек и называю нужный пароль, открывающий как ключ возможность общаться с госпожой Фридман Ириной Горациевной. Академик проживает в сталинской высотке на Котельнической набережной. Действительно, все небожители этого дома увидят воочию "ядерный цветочек" и даже почувствуют его воздействие собственной тепличной шкуркой, если успеют осознать происходящее. Неожиданно уличаю себя в том, что мой взгляд вырывает из праздной толпы прохожих - прохожих с горбатенькими заплечными сумками и рюкзаками. Вот-вот, организм сам перестраивается на ходу, готовый к экстремальной работе. Потом замечаю "топтунов", буквально заполонивших собой центральную столичную часть. Все правильно, товарищи чекисты, надо принимать превентивные меры. Вот только вопрос: какие - какие меры против сresi? Как правило, действия сумасшедших трудно просчитать высшими законами математики. Я выруливаю джип на стоянку. По сотовому телефону идет первая информация о семействе Фридманов. Информация банальная и житейская: молодая супруга грешна перед ветхим мужем, у которого после скоропалительной женитьбы одним махом выросли ветвистые рога. - Кто-кто? - переспрашиваю. Мне повторяют имя и фамилию ученого из Снежинска, посетившего квартирку на Котельнической набережной в отсутствие академика, и я от удовольствия щелкаю пальцами: ай, да молодец, Ирина Горациевна! С хорошим настроением выбираюсь из машины. Денек пригож и погож: в небольшом скверике народные гулянья. По Москве-реке плывут прогулочные кораблики с модным музыкальным сопровождением. С небес сочится мягкий медовый свет - сочится из прорехи, образовавшейся от укола острого шпиля сталинской высотки.
Меня встречает штатский человек, уже осведомленный о моей невнятной миссии. У него типичное лицо сотрудника контрразведки, наверное, как и у меня. Мы молча пожимаем руки и направляемся в мраморный, помпезный подъезд. Лифт не спеша возносит нас на двадцать первый этаж. Потом проходим по коридорам с невозможно высокими потолками и потертыми ковровыми дорожками. Те, кто проектировал и возводил навеки, не учли одного - времени. Оно протерло не только дорожки, но и большинство человеческих судеб. Дубовая дверь квартиры открыта, в коридоре и гостиной мелькают крепкие фигуранты - хозяева пока могут не беспокоиться за свои жизни. Меня проводят в рабочий кабинет академика Фридмана, он заставлен огромным резным столом, кожаными креслами, диваном, книжными полками, картинами малохудожественного значения, фотографиями. Чувствуется терпкий запах прошлого. Или это запах табака? Академик курит трубку на большом фото: он смотрит с печальным пониманием того, что наш клопиный мирок несовершенен и лучше будет его испепелить в геенне огненной ядерного взрыва. Вид из окна чуден: Красная площадь и Кремль как на ладони. Горят позолоченные сусальным золотом церковные купола. Мелодичный перезвон курантов. Без всяких сомнений, господин Нестеровой знает эту пленительную картинку главных столичных достопримечательностей. И я даже догадываюсь, от кого ему эта картинка известна. Мое одиночество прерывает появление манерной стервочки. Таких инициативных дам-с я без лишней болтовни бил бы по щекам, чтобы они знали свое место. У нее подвижная красивая мордашка, бархатные реснички, наивные крупные, как яблоки, глаза, перетянутая осиная талия, резкие движение рук. И очень активные, как правильно заметил ее бывший супруг Виктор Нестеровой, губки. Обладательнице таких рабочих уст можно простить все, даже то, что она лепечет безостановочно. Смысл ее речи заключался в том, что она не понимает почему в ее частную жизнь вмешиваются совершенно посторонние люди, которые не говорят толком, что происходит, а если и говорят, то намеками, хотя ей и так ясно, как день: ее бывший муж окончательно потерял рассудок и мечтает ее убить. - Да, он хочет вас, Ирина Горациевна, - прерываю словесный поток, - убить.
- Как убить?! - взвизгивает собеседница и с размахом падает в кресло. - Вы понимаете, что такое говорите? - Я говорю то, что вы говорите. - А что я говорю? В подобных клинических случаях требуется выдержка и ничего, кроме выдержки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Меня встречает штатский человек, уже осведомленный о моей невнятной миссии. У него типичное лицо сотрудника контрразведки, наверное, как и у меня. Мы молча пожимаем руки и направляемся в мраморный, помпезный подъезд. Лифт не спеша возносит нас на двадцать первый этаж. Потом проходим по коридорам с невозможно высокими потолками и потертыми ковровыми дорожками. Те, кто проектировал и возводил навеки, не учли одного - времени. Оно протерло не только дорожки, но и большинство человеческих судеб. Дубовая дверь квартиры открыта, в коридоре и гостиной мелькают крепкие фигуранты - хозяева пока могут не беспокоиться за свои жизни. Меня проводят в рабочий кабинет академика Фридмана, он заставлен огромным резным столом, кожаными креслами, диваном, книжными полками, картинами малохудожественного значения, фотографиями. Чувствуется терпкий запах прошлого. Или это запах табака? Академик курит трубку на большом фото: он смотрит с печальным пониманием того, что наш клопиный мирок несовершенен и лучше будет его испепелить в геенне огненной ядерного взрыва. Вид из окна чуден: Красная площадь и Кремль как на ладони. Горят позолоченные сусальным золотом церковные купола. Мелодичный перезвон курантов. Без всяких сомнений, господин Нестеровой знает эту пленительную картинку главных столичных достопримечательностей. И я даже догадываюсь, от кого ему эта картинка известна. Мое одиночество прерывает появление манерной стервочки. Таких инициативных дам-с я без лишней болтовни бил бы по щекам, чтобы они знали свое место. У нее подвижная красивая мордашка, бархатные реснички, наивные крупные, как яблоки, глаза, перетянутая осиная талия, резкие движение рук. И очень активные, как правильно заметил ее бывший супруг Виктор Нестеровой, губки. Обладательнице таких рабочих уст можно простить все, даже то, что она лепечет безостановочно. Смысл ее речи заключался в том, что она не понимает почему в ее частную жизнь вмешиваются совершенно посторонние люди, которые не говорят толком, что происходит, а если и говорят, то намеками, хотя ей и так ясно, как день: ее бывший муж окончательно потерял рассудок и мечтает ее убить. - Да, он хочет вас, Ирина Горациевна, - прерываю словесный поток, - убить.
- Как убить?! - взвизгивает собеседница и с размахом падает в кресло. - Вы понимаете, что такое говорите? - Я говорю то, что вы говорите. - А что я говорю? В подобных клинических случаях требуется выдержка и ничего, кроме выдержки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25