Тело его было прикрыто лохматой турьей шкурой, которая держалась на широком кожаном ремне, охватывавшем шею. Длинные серые волосы падали на спину, на лицо, и глаза горели из-под волос синими угольками. Отшельник был босой, но даже пальцы не поджимал от холода – широкие темные ступни стояли на снегу спокойно, не шевелясь.
Мирошка развязал узелок, положил на снег перед отшельником хлеб с солью. Искра удивления зажглась в синих спокойных глазах.
– Ты кто? – тихо спросил отшельник, не дотрагиваясь до еды.
– Я Мирошка, сын Ратибора из Горелой Веси.
– Чего ты хочешь?
– Я принес тебе хлеб. И соль. Ешь.
– Хлеб? – Отшельник глянул на узелок, потом на Мирошку. – Я раздам его птицам. Зимой птицы голодные.
– Ешь сам.
Но отшельник умолк, словно не расслышал слова мальчика. Видно, мысли его витали далеко и от Мирошки, и от этого берега, и от норы, в которой он зимовал. Он глядел на небо, на слоистые ледяные облака. И сам он казался Мирошке одиноким серым облаком, приплывшим с холодного неба. Упало оно на эту снежную кручу, и нет у него больше сил, чтобы снова взвиться в небо.
– Хочешь знать, что тут будет через десять солнцеворотов? – отшельник наконец взглянул на Мирошку. – Свислочь потечет вспять, к своему истоку потечет. Земля перевернется. И на месте нашей земли станет ромейская земля, а на месте ромейской – наша. Деревья будут расти корнями вверх. Звери покроются перьями, а птицы – шерстью.
Мирошке стало страшно. Он понял, что бог лишил отшельника разума. Он уже хотел было спускаться с кручи вниз, но отшельник с неожиданной поспешностью схватил его за руку, снова заговорил:
– И на лугу вырастут железные цветы. И будут сыновья пить мед из черепов отцов своих.
– Дяденька, пусти, – всхлипнул Мирошка. – Меня мамка ждет. Помолись, дяденька, за Горелую Весь, чтобы не пришла в нее дикая вира.
Но глаза отшельника горели неземным искристым светом. Он все сильнее сжимал руку мальчика и говорил, говорил:
– Черепаха родит петуха. У волка вырастет пятая нога. В колодцах будет не вода, а молоко. Людоед с железными пальцами и огненным глазом на затылке будет ходить по городам и весям.
Отшельник вдруг захохотал, закинув назад большую длинноволосую голову. Мирошка рванулся, кувырком покатился вниз. А вслед ему хохотал и кричал отшельник:
– Солнце будет всходить ночью, а луна днем. И будет человек искать человека.
Мирошка побежал по застывшей реке. Пронзительно скрипел под ногами снег, словно смеялся вместе с отшельником. Страх подгонял Мирошку, не давал остановиться.
– Стой! – крикнули вдруг за спиной. Мирошка упал в снег от неожиданности. Когда он поднял голову, то увидел двух всадников, ехавших через реку на взмыленных, серых от пота конях. За каждым из всадников бежали сменные кони, тоже изнуренные. Седельные сумы были почти пусты – видимо, не один день сидели путники в седлах.
Они догнали Мирошку, и синеглазый рыжеволосый вой спросил его:
– Откуда ты, хлопчик?
Он глядел на Мирошку с сочувственной улыбкой. Поверх кольчуги у него был накинут теплый бобровый тулуп. Сияло под холодным солнцем копье.
Мирошка молчал. Как и все жители Горелой Веси, он не привык радоваться встрече с вооруженными людьми. Но верховой по-своему понял его молчание.
– Гордый… Нос крючком не достать. Коту по пяту, а гордый…
– Да он испугался, Холодок, – вмешался в разговор его спутник, молоденький, светловолосый.
– Молчи, Грикша, когда старший говорит, – прервал его Холодок. Он спрыгнул с коня, подошел к Мирошке.
– Не бойся нас, малыш.
– Я не малыш, – одним духом выпалил Мирошка и смело глянул в глаза Холодку.
– Ого! – засмеялся тот. – Так, может, ты местный князь? Может, ты – Рогволод Свислочский? Тогда мы к тебе и к твоей красавице-дочке княжне Добронеге. Бересту везем от князя Вячки.
Мирошке сразу же понравился Холодок. Хороших людей, кто бы они ни были, всегда нетрудно распознать. Добрые люди не хитрят, не заливаются соловьями, не шипят гадюками. Они всегда такие, какие есть на самом деле.
– Значит, ты не князь? – обветренными пальцами Холодок крутил на Мирошкиной свитке деревянную пуговицу-бирюльку. – Так, может, ты богатый боярин? Или княжеский тиун?
– Я Мирошка, – вдруг застеснявшись, опустил глаза и тихо ответил Мирошка.
– Мирошка? А я – Холодок. Скажи, Мирошка, где вашего князя найти, где его усадьба?
– В Княжьем сельце, – шмыгнул красным от холода носом Мирошка.
– А где ж это Княжье сельцо?
– Неужто не знаешь? – удивился Мирошка. – За Гремучим бором. Я и то знаю. Мы с отцом сомов как-то в Свислочи поймали, так возили туда в челне. Большущие были сомы, длинные, хвосты за челном по воде волочились.
– Ого, ты и сомов ловить умеешь? – хлопнул себя ладонью по колену Холодок. – Так что ж ты на печке у батьки сидишь? Ты же настоящий вой. Бери меч и айда в дружину князя Вячки.
– Я б в дружину пошел, – охотно согласился Мирошка, – да мать не пустит.
Тут Холодок с Грикшей не выдержали, рассмеялись. Засмеялся и сам Мирошка, но сразу же нахмурился, почувствовав подвох.
– Так в какой стороне Гремучий бор и Княжье сельцо? – кончив смеяться, спросил Холодок.
– Там, – махнул рукой Мирошка.
– Ну, спасибо тебе, Мирошка, – сказал веселый вой. – Беги к матери, а то нос на морозе отвалится. Будем возвращаться назад, заберем тебя в дружину князя Вячки. Князь у нас хоробрый, как лев. Пойдешь в дружину?
Мирошка ничего не ответил, но сердце его встрепенулось, словно быстрокрылый стриж над речной кручей. Вои, веселые, красивые, молодые, ударили коней шпорами, гикнули, пригнулись и помчались в сторону Гремучего бора. Снежные облачка вырывались из-под копыт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101