Брет взял Дженни за руку и мягко пожал ее.– Поэтому мой вам совет – выбросите скорее эти дневники. Сожгите! Пусть прошлое остается прошлым, пока оно не разрушило вас.– Я не могу, Брет, – покачала головой Дженни. – Матильда не отпускает меня, и я должна узнать, что с ней случилось. Должна попытаться понять, что держало ее здесь все эти годы.– Тогда позвольте показать вам ту Чурингу, которую люблю я. Позвольте помочь вам понять, что держит нас на этой земле, заставляя работать как сумасшедших и стареть раньше времени. Здесь мой дом, Дженни! Здесь для меня лучшее место на земле. И я хочу, чтобы вы тоже полюбили его.Брет чувствовал, как краска приливает к лицу, и удивлялся, что говорит с такой страстью. Она, наверное, решит, что имеет дело с восторженным идиотом.– Вы боитесь, что из-за меня будете вынуждены уехать? – тихо спросила Дженни.– Вы думаете продать Чурингу?Ему нелегко было задать этот вопрос, и он замер в ожидании ответа.– Честное слово, Брет, я еще не знаю, – задумчиво сказала Дженни. – Здесь очень красиво, и думаю, я понимаю, за что вы так любите это место. Но эта надпись на могиле преследует меня! – Она обняла себя за плечи, как будто ей вдруг стало холодно. – Простите, что не могу дать вам пока вразумительного ответа. Я понимаю, как для вас мучительно ожидание: ведь от этого зависит ваше будущее…Брет с облегчением вздохнул. По крайней мере, она еще не решила, – значит, надежда еще есть.– Просто у вас разыгралось воображение, Дженни, вот и все. И это неудивительно после того, что вы недавно пережили. Но во всех подобных отдаленных хозяйствах есть свои кладбища: чаще всего из-за жары и расстояний нет времени везти хоронить людей в город. Вам просто нужно сосредоточиться на той жизни, которая идет сейчас, и заполнить ее делами. Оставьте мысли о прошлом и радуйтесь тому, что имеете.Дженни удивленно взглянула на него.– Для простого управляющего фермой вы настоящий Сократ! – насмешливо бросила она.– Научился от матери, – усмехнулся Брет. – Она любила порассуждать о жизни и смерти. Наверное, кое-что мне крепко втемяшилось в голову. – Он помолчал, глядя на кончик дымящейся сигареты. – Знаете, они были хорошими людьми, мои родители. Мне до сих пор их не хватает. Наверное, мне и моим братьям повезло в жизни.На какую-то секунду перед ним появилось лицо матери и исчезло. У него сохранились только детские воспоминания о женщине, которая всю жизнь тяжко боролась, чтобы ее сыновья имели все то, чего у нее не было в детстве. Любящий дом, чистую одежду, образование…В его воспоминания ворвался грустный голос Дженни:– Завидую вам… Сестры-монахини в Даджарре не тратили время на проявления чувств, только наказывали. – Она тяжело вздохнула. – Такой старт в жизни учит враждебно относиться ко всем и быть крайне самостоятельной. Ты просто никогда уже никому не доверяешь в жизни. Возможно, именно это заставляет меня настороженно относиться к Чуринге. – Она посмотрела на него и грустно улыбнулась: – И к вам…Брет почувствовал, что его мнение о Дженни резко меняется. Вместо капризной сиднейской красотки он вдруг увидел в ней маленькую девочку с израненной душой, которая прячет от всех одиночество и боль.– Я и представить себе не мог, что это так серьезно… – пробормотал он.– Расскажите о своем детстве, Брет, – попросила она мягко.Брет затушил сигарету и погладил щенка, который мирно заснул у него на коленях.– Мы жили в Моссмане в Квинсленде. Отец был рубщиком сахарного тростника, поэтому мы его почти не видели. Он всегда говорил, что еще один сезон – и ему хватит денег на покупку собственного местечка. Так было до самой его смерти. Тростник – страшная штука. На плантациях полно крыс и насекомых, которые заносят инфекцию в порезы и язвы.Дженни внимательно слушала. Брету не хотелось расстраивать ее рассказами о постоянной нищете, но и приукрашивать действительность он не мог. Мать так мучилась в этих съемных времянках, пытаясь навести какой-то порядок и прокормить их, что он просто не мог предать ее память. Сахарный тростник постепенно убил и ее, только по-своему. Не так, как отца…– Нас было четверо братьев. Старшие, Джон и Дэйви, тоже стали рубщиками тростника, как отец. Думаю, они просто не смогут теперь выжить без запаха мелассы! А я ненавижу этот запах.– Странно, я никогда не видела тростниковых плантаций, хотя росла в Даджарре, а это центр производства сахара. Но приют со всех сторон окружали пастбища и горы.– Это совсем другой мир. Жаркий, влажный: жара выкачивает твою энергию, потеешь постоянно, и везде тростник… – Брет помолчал, вспоминая. – И все-таки выглядит красиво. Огромные поля тростника колышутся на ветру, напоминая зеленый океан. Но очень немногие белые австралийцы могут рубить тростник. Эта работа требует особой выносливости, чтобы выдержать ее и выжить при этом.Брет почесал за ухом щенка и задумался о том, как меняется жизнь. Скоро на полях будут работать одни машины, заменяя труд сотен рубщиков, и таким людям, как его братья, придется искать другую работу.– Мы постоянно переезжали с места на место вслед за отцом, но он редко приходил с плантации ночевать домой. Между рубщиками возникала странная мужская дружба. Женщины им были не нужны. Я теперь удивляюсь, как получилось, что отец женился? Мне кажется, для него мы были тяжким бременем, а его обещания купить собственный дом были просто привычной отговоркой.– А вы об этом мечтали, да?Брет затушил сигарету и стал машинально гладить щенка. Он сегодня вечером наговорил столько, сколько, наверное, у него обычно выходило за месяц. Но с Дженни легко разговаривать, и ему это нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138