Всю информацию он дает в устном виде. Хочет — дает, а уж не хочет — не дает. А агент обязан, но это опять же в теории. На практике такую пургу гнали... тошно!
Ну так вот... получаю я в наследство от опера Храброва часть его агентуры. Хорошо, нужно знакомиться. Открываю первое попавшееся личное дело — и становится мне худо. Агент Кондрашов Евгений Владимирович. Агентурное прозвище — Белов. Есть еще некоторая надежда на совпадение. Есть. Но все последующие записи ее начисто развеивают. Сижу ошеломленный и листаю свое собственное агентурное дело. Я, оказывается, «на связи» с восемьдесят третьего года. От подписи отказался, но реальный кандидат на вербовку... Автобиография... список связей по университету. За пять лет из-под меня раскрыли штук двадцать преступлений. Я, оказывается, за это даже деньги получал. По десять-пятнадцать-двадцать рублей за каждое раскрытие... десятка — это, конечно, деньги небольшие, но по тем временам все-таки литр водки. Разумеется, они и тратились операми на водку, помогая выполнить план рюмочным, закусочным, пельменным.
Последнее «мое» агентурное сообщение было написано всего лишь месяц назад. С «моей» информации раскрыли кражу магнитофона.
Удивительная история?.. А на самом-то деле ничего удивительного в ней нет. Самая обыкновенная история в условиях бюрократической системы, которая требует одного: дай план! И опер дает план. Он заводит всеми правдами и неправдами положенное количество агентов и доверенных лиц. Доверенных писали вообще без счета, потому что проверять это никто не будет... да и невозможно это проверить. Да и желания нет. За то время, что прошло с момента моей «вербовки», у меня сменилось четверо курирующих офицеров. Четверо! И ни один из них не пожелал вызвать к себе «агента Белова» познакомиться. Если бы я не заглянул в «свое личное дело», то, вполне вероятно, мог бы, еще долго «поставлять информацию». И получать пьяные десятки...
Кому эта бутафория нужна? Господи, да никому. Она вредна и порочна изначально. Хотя бы потому, что отнимает у опера время, которого не хватает острейшим образом. Времени оперу не хватает так же, как воздуха астматику. Но он тратит его на написание липовых бумаг, бумажек и бумажонок. На каждой из них стоит гриф «Совершенно секретно». Скрипят шариковые ручки, стучат машинки, бормочут принтеры. Работа кипит!
На определенном уровне невообразимый бумажный вал заслоняет уже и саму цель — борьбу с преступностью. Но, кажется, это понимают только те, кто внизу — на земле. А милицейские генералы всего этого не видят. С вершины бумажного вала все, что происходит там, внизу, представляется копошением человечков в погонах или без них, с головой или без нее.
Среди этих человечков гордо шагает агент Белов.
Мата Хари
(полуоптимистическое послесловие)
Если послушать мои рассказы об особенностях национальной агентуры, может сложиться впечатление, что настоящих-то агентов вовсе и не существует. Да и вообще — милицейская работа — сплошной фарс, замешанный на крутой пьянке и приправленный бестолковщиной.
Это, однако же, не так... Меньше всего мне хотелось бы очернить своих товарищей. Когда опер болеет за дело, когда он человек неравнодушный, он изыскивает возможности работать даже в условиях Зазеркалья. В подтверждение я расскажу историю из собственной практики.
...Итак, была у меня агентесса. Звали ее... пусть будет Марина. Наркоманка, лет под тридцать. Когда-то была красивой женщиной. Но — наркотики! Этим все сказано. Познакомился я с ней, когда взяли ее мужа. Он был кидала, грабитель, имел уже два срока. И тоже сидел на игле... Но внутренний стержень имел, друзей своих сдавать не стал. Держался достойно, а это всегда вызывает уважение. Среди уголовной мрази таких немного.
В общем, взял его с поличным. И для нас, и для него совершенно очевидно, что будет сидеть. Впереди у него ломка, тяжелейшая депрессия, которая значительно страшней ломки. Он все это прекрасно понимает, но держится. Только тогда встрепенулся, когда собрались ехать к нему домой с обыском. Он говорит:
— Ребята, давайте по-человечески. Я все эпизоды беру на себя. Все признаю. А вы отложите обыск на денек... У меня жена, ребенок. Жена тоже на игле. Вы — говорю прямо — найдете наркоту и ее под кайфом. А значит, посадите. Так?
— Так, — говорю. — А что ты предлагаешь?
— Я прямо сейчас пишу явку с повинной, перечисляю все свои подвиги. А в обмен вы разрешаете мне позвонить жене — предупредить про обыск.
— Э-э, нет, Володя. На это мы пойти не можем... Но чисто по-человечески согласны при обыске наркоты «не заметить».
На том и порешили. Строгий читатель скажет: ба! Да это же нарушение закона... На что я отвечу: да, конечно, строгий читатель, это грубейшее нарушение закона, на которое я пошел с чистой совестью... Коля Романцов из двадцать седьмого отделения съездил на обыск. Наркоты «не нашел». Володю закрыли, Марина осталась на свободе и с ребенком на руках. Как я знаю, муж ей из «Крестов» записочку передал: если что, мол, то обратись к Жене Кондрашову. Он порядочный мент, слово держит.
Такова предыстория моего знакомства с Мариной. Бесспорно, она была уже обречена, у наркоманов всего несколько путей: смерть от передозировки или от общей изношенности организма... Суицид в состоянии депрессии. Или — в лучшем случае — тюрьма. Кто не помер, тот сел. Кто не сел, тот помер. Я позвонил ей и предложил встретиться, потолковать.
Пришла. Созналась, что на игле сидит уже крепко. Трижды пыталась скинуться, но ничего не выходит. Обычная история... исключений практически нет.
— Ну, ты свои перспективы знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92