– Вот так конь, – решили, шутя, рабочие, – руками не поймаешь, а только зубами возьмешь. Сама то есть она тебе ноги в зубы подаст.
Облава чужого коня долго не приходила к концу, хотя озабоченный Финоген Павлович убедительно и красноречиво доказывал рабочим и двум конюхам, что лошадь поймать самое пустое дело, только сноровка нужна. Но вдруг около толпы нежданно явился откуда-то, как с неба свалился, высокий молодой офицер.
II
– Ваше благородие, конь-то ваш, должно? – догадался сразу Финоген Павлович.
– Мой, мой. Извините за беспокойство. Вырвался из рук и ускакал. Не попади к вам – пришлось бы пешком в Москву идти.
Офицер, богатырь с виду, быстро направился к лошади. Рабочие ждали снова той же штуки со стороны коня; некоторым даже желалось, ради потехи, чтобы лошадь свистнула барина-офицера. Но ожидания были напрасны: лошадь повернулась было задом, но офицер крикнул:
– Гей, Полкан, не признал, что ли!
И должно быть, Полкан тотчас заметил свою ошибку, ибо повернулся мордой к хозяину и даже наклонил голову, как бы извиняясь за учиненную дерзость.
– Вишь как! – невольно воскликнуло несколько человек, – что значит хозяин-то.
– Да, с хозяином разговор, братец ты мой, короткий!.. А все же таки обедать пора… – решили в толпе.
Вся кучка рабочих повалила со двора, весело галдя о забавном приключении.
Офицер, ведя коня под уздцы, направился тоже вон из сада, но по дороге обратился к старику:
– Извините за беспокойство. А я все-таки рад, что лошадь к вам заскакала, а то я ее в Москве трое суток проискал бы; а то бы и совсем угнали. Извините.
– Помилуйте, что же-с! Слава Богу! Вам в пользу и нам не во вред. Сначала-то я испугался, что цветник весь перетопчет, а я барина жду кажинный час: нехорошо бы было. А барин у нас спуску не дает. Мы только что, извольте видеть, все заново привели. Барин тут годов десять не бывал, а вот теперь, по случаю царского посещения, дом бутырский посетить пожелал.
Разговаривая, офицер и управитель уже прошли широкую липовую аллею и были перед цветником и перед красивым домом со стеклянными галереями по бокам.
– Вот одних стекол на тринадцать рублей вставил, – похвастал управитель.
– Да, красиво, – выговорил офицер, оглядываясь, – дом просто с иголочки. Будто вчера только закончили постройкой. Красиво.
– Да-с, наш барин князь из первых вельмож, богатей его разве один граф Разумовский, а то нету! – гордо выговорил Финоген Павлович.
– А чье это? Кто ваш барин?
– Князь Телепнев.
– Что? – вскрикнул офицер так, как если б его Финоген Павлович ударил поленом по голове.
Старик даже вздрогнул от восклицания офицера, и поневоле наступило молчание, так как управитель назвал барина снова и не знал, что сказать еще, а офицер ничего не спрашивал.
– Князь Телепнев, сказываете вы, Аникита Ильич, – выговорил наконец он как-то странно.
– А что-с, изволите их знать? – спросил управитель.
– Да, то есть нет. Слыхал, лично не знал. Да ведь он в Москве не живет.
– Как можно-с! Князь у нас особый вельможа, Москвы не любит и ничего не любит; он проживает в вотчине по старой Калужке, никуда не ездит и к себе, почитай, никого не пускает. Такая уж, стало быть, у него повадка, таков уродился. А барышня-княжна прежде тоже все при них жила, махонькая когда была, а теперь князь стал княжну отпускать. Девице не усидеть веки вечные среди деревенщины. Княжна вот теперь бывает и подолгу гостит у своего братца и у тетушки…
– У генеральши Егузинской?
– Тоже изволите знать?
– Как же, знаю, – угрюмо выговорил офицер и как бы подавил в себе вздох.
– Так вот оно как, – прибавил он задумчиво. – Чудно. Нашла же моя лошадь куда заскакать. Я и не знал, что у князя на Бутырках эдакий дом. Я тут часто проезжал верхом, но никогда не полагал, что это князя Телепнева. Чудно это. Удивительно совсем.
– Да-с, по-народному – примета, – улыбнулся Финоген Павлыч.
– Что, примета? Какая? – оживился богатырь офицер.
– Уж не могу вам сказать, а только коли чья-нибудь лошадь сама заскачет в чужой двор, то, стало быть, примечание есть. И верно примечание, доложу я вам. Самое верное…
– Да какое? – весело улыбаясь, переспросил офицер.
– А уж этого я вам доложить не сумею, а только что верное. Это уж я сам сколько раз на веку своем примечал.
Офицер поглядел в лицо седенького старичка и улыбнулся добродушно.
– Как вас звать? – выговорил он.
– Финоген-с. Я управитель княжеский. Сколько годов здесь живу и ее упомню.
– А по батюшке?
– По батюшке-то? Что ж вам? Господам это знать не полагается.
– Нет, вы уж скажите.
– Финоген Павлович, коли приказываете.
– Ну, очень рад, Финоген Павлыч, что с вами познакомился, – дружелюбно и ласково выговорил офицер.
Старичок от голоса, которым были сказаны эти слова, просиял. Видно было, что он очень чувствителен к такого рода обращению.
– Простите, а и мне позвольте полюбопытствовать – кто вы изволите быть?
– Я, как видите, офицер, но не московский, а петербургский. Теперь временно проживаю в Москве, а зовусь я – Алексей, по батюшке – Григорьевич, а по фамилии – Галкин. Фамилия, как видите, не мудреная и не громкая…
– Что же-с, ничего это-с. Галка все ж таки, ведь птица-с.
Управитель сказал это таким голосом и столько утешения наивно старался вложить в свои слова, что молодой человек невольно громко рассмеялся.
– Ну-с, прощайте. Если буду как проезжать мимо, заверну лично к вам в гости. Иной раз молока попрошу напиться, коли у вас есть.
– Сделайте одолжение-с, осчастливьте.
– Только я, Финоген Павлыч, теперь вряд ли заеду. А вот когда царица проедет через Москву, тогда заеду. А уж если вы говорите, что мой конь, к вам заскакавший, хорошая примета, то, пожалуй, я здесь и в гостях у вашего князя окажусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38