Расцветал тогда Полоцк.
Георгий жадно слушал рассказы приезжих, многое узнавал о чужих землях и обычаях и не раз в мечтах побывал за далекими морями. Видел Георгий, как текли в Полоцк богатства и город рос из года в год. Не было ему ровни в ту пору чуть ли не на всей белорусской и литовской земле. Беднее была Вильна, бедней Минск. Тянулся Полоцк к самому господину Великому Новгороду. Торговля шла крупная. Полочане сбывали воск штуками, не меньше как полуберковцами, закупали меха большим счетом – сороками. Торговать в розницу в эти дни было запрещено. Розничная торговля разрешалась только владельцам лавок в самом городе. Приезжий купец товар свой должен был сбывать оптом и тем не чинить урона в торговых делах полоцким мещанам.
В дни ярмарок купцы прибегали к разным хитростям и уловкам, не брезгуя и обманом. Не раз слыхал Георгий, как его отец, уважаемый и именитый купец Лука Скорина, хвалил старшего сына Ивана за ловкий обман. «На то и щука в море, чтобы карась не дремал», – весело говаривал отец. Но, держась старых обычаев, угощал обманутого и одаривал, не видя в том для себя урона.
Вспомнив о покойном отце, Георгий невольно повернулся в сторону Батечковой улицы. Там, возле самого рынка, возвышался его дом, крытый новым гонтом, с резными ставнями и широким рубленым крыльцом. Георгий увидел, как на крыльцо вышел брат Иван и, размахивая руками, что-то говорил покрученику, вероятно ругал его за нерасторопность. Покрученик стоял, низко опустив голову, теребя в руках свою засаленную магерку.
Все здесь было знакомым и привычным. Не раз Георгий видел, как по ступенькам этого крыльца сходил отец, садился на коня и надолго уезжал по торговым делам. За отцом тянулись обозы кисло пахнущих шкур и дубленых кож. Потом отца сменил брат, а дом продолжал свою привычную жизнь: богател, наполнялся свидетельствами купеческой удачи, обрастал новыми пристройками амбаров и кладовых. Дом был центром и смыслом жизни семьи.
– День добрый, купецкий сын.
Георгий обернулся. Перед ним стоял, вытянув шею, низенький человек в линялом потертом подряснике. Безбровое, обезображенное оспой лицо его улыбалось.
Георгий неохотно ответил: «Добрый день»… – и начал было спускаться по земляным ступенькам вала, но человек, подпрыгнув, пошел рядом.
– Дивлюсь я, – заговорил человек, словно продолжая прерванный разговор. – Кругом такое веселье, а панич один, как бусел, стоит… Что бы то значило? Может, у него горе какое или печаль по ком?..
– Ни печали, ни горя нет у меня, – сухо ответил Георгий, ускоряя шаг.
– И то бывает, – не отставал человек. – Бывает, что совесть нечиста, неспокойная душа грех таит… Боязно тогда среди людей находиться…
Георгий остановился и посмотрел прямо в безбровое лицо допытчика.
– Совесть моя чиста, и греха на мне нет… Зачем спрашиваешь?
– А бумага челобитная? – рывком приблизившись к Георгию, тихо спросил человек.
Георгий не понял:
– Какая бумага?..
Человек, не мигая, смотрел в лицо Георгию.
– Кому же бумаги писать, как не грамотею известному, купца Луки сынку? В славянских литерах всех превзошел, да и латинские, бают, осмыслил. А какая польза от грамоты, коли бумаг не писать? По указке старших писал, нам то известно, стало-ть, грех не велик. Да тайна, тайна грех умножает! Вот то и мучает. Так, что ли, панич?
Георгий все еще не мог понять, чего хочет от него этот человек, но разговор казался ему оскорбительным. С трудом удержал он желание ударить безбрового. Он мог бы легко поднять на воздух этого плюгавенького человека и швырнуть его вниз, в крепостной ров.
Безбровый, вероятно, почувствовал это и попятился, не отрывая пристального взгляда от смуглого лица широкоплечего, рослого хлопца. Но Георгий сдержал себя.
– Не пойму, к чему речь клонишь. Никаких челобитных мной не писано…
– А на валу для чего стоял? – в упор спросил безбровый, снова осмелев. – Кого высматривал? Можешь ответить?..
– Нет, – машинально ответил Георгий. – Этого сказать не могу…
– Не можешь! – обрадовался безбровый. – Сказано – связано. Нам известно, какого человека высматривал, какие бумаги писал…
Георгий вдруг понял, что перед ним был один из воеводских соглядатаев. Лукавая мысль мелькнула у юноши. Наклонившись к безбровому и взяв его за плечо, он сказал таинственным шепотом:
– Сказано – связано, да язык у тебя без костей. Челобитную ту, поди, уже сам пан воевода читает, а мне повелел на валу стоять да счет вести…
– Какой счет?.. – растерянно спросил безбровый.
– Таких, как ты, дурней считать, что челобитную не могут найти. – И, засмеявшись, Георгий круто повернулся на каблуках, быстро зашагал прочь и скоро смешался с ярмарочной толпой.
Безбровый с досадой плюнул ему вслед.
Проходя мимо торговых рядов, Георгий заметил, что торговля шла не так, как обычно. Не было слышно веселых прибауток и азартного спора между продавцами и покупателями. Купцы не зазывали друг друга в гости, а торопливо старались сбыть товар и запастись необходимым.
Сокращенная волей наместника, ярмарка лишилась праздничной торжественности и степенности. Сборщики податей шныряли меж возов и прилавков. Без счета и меры отнимали они воеводскую долю, особенно свирепствуя возле мелких купцов и крестьян. Иногда это походило на грабеж. То там, то здесь слышны были жалобные голоса:
– Подивитесь же, люди добрые! Я со всего товару того не выручу, что с меня спрашивают.
– Еще и брешет, лайдак поганый!
Грубая ругань воеводских людей слышна была в разных местах ярмарочной площади. И только возле гостиного двора, в рядах иностранных купцов, по-прежнему кричали толмачи-зазывалы, приглашая полочан полюбоваться на невиданные заморские товары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147