Она сказала, все еще прижимая к себе голову Роберта:
– Я до конца не осознавала, насколько плохи наши дела. Я чувствую себя ужасно из-за того, что не понимала этого, что тебе приходилось быть один на один с нашей бедой…
– Я думал, что тебе не придется во все это вникать. Я надеялся, что это просто неблагоприятное стечение обстоятельств и нам придется только на некоторое время затянуть пояса.
– Значит, дефицит в пятнадцать тысяч фунтов может еще увеличиться? – Ее голос слегка задрожал.
Он попытался кивнуть головой. Она прошептала:
– Я, наверное, наивная, но никогда не думала, что для нас деньги могут когда-нибудь стать настоящей проблемой. Я хочу сказать, я никогда не думала, что мы будем миллионерами, я этого и не хочу, но я не представляла, что мы залезем в долги и будем не… неспособны…
– Шшш, – перебил ее Роберт. Он откинул голову, чтобы взглянуть на жену, и, стараясь обратить все в шутку, сказал: – Это всего лишь деньги.
– Так говорить нельзя, – с горечью произнесла Лиззи. – Так можно говорить лишь тогда, когда у тебя их много.
Оба они плохо спали, отчасти от переживаний, отчасти из-за того, что им мешал Дэйви, видимо, всерьез уверовавший в свое увечье. С полуночи до четырех часов утра он четыре раза приходил в их спальню. В конце концов, отчаявшись забыться сном хоть на полчаса, Лиззи положила его в кровать рядом с собой, и Дэйви лежал, сжавшись от страха, все с тем же красно-белым шарфом, обмотанным вокруг головы.
– Я – несчастный мальчик, – сказал он Лиззи.
– Я тоже несчастная, – ответила она.
Лиззи обняла его, думая, как лежала с ним здесь же, когда он был еще совсем крошечным. Тогда они все были уверены в своем благополучии. Она с трудом осознавала, как много денег они заняли. И ведь как легко их было занимать! А в банке постоянно, и даже настойчиво, спрашивали, будет ли у них достаточно денег, чтобы вернуть кредит, а они думали только о том, чтобы свозить детей в Австралию, которую они на велосипедах проехали вдоль и поперек, или чтобы купить новую машину… И они снова и снова брали деньги в банке, и долг рос и рос, пока не навис над ними дамокловым мечом, превратившись в угрозу их существованию. И с каким бы усердием ни работали они в „Галерее", они не могли резко увеличить свои доходы. Ведь источником прибыли были покупатели, хорошо берущие товар, а в данный момент никто не был расположен к покупкам. Лиззи думала, пытаясь согреть холодные ноги Дэйви своими руками, что в городе есть еще немало людей, лежащих в бессоннице и точно так же переживающих. Переживающих из-за долгов, детей, из-за ужасного ощущения бессилия, когда ты зависишь от обстоятельств и не можешь сам что-нибудь исправить.
Рядом с ней заворочался Роберт. Он вздохнул, открыл глаза и посмотрел мимо нее на Дэйви.
– Сколько зубов выпало за ночь, Дэйви? Дэйви недовольно зажмурил глаза. Лиззи сказала:
– Может, мне стоит попросить отца помочь нам?
– Лучше не надо…
– Я понимаю, но он так легко откликается… И я уверена, что он бы понял…
Роберт повернулся на бок, так что его лицо приблизилось к плечу Лиззи.
– Лиззи, я боюсь, что не выдержу этого. Одно дело просить денег, чтобы строиться, идти вверх, и совсем другое – просить о палочке-выручалочке, потому что боишься скатиться вниз.
– Не говори так!
– Но ведь я так думаю.
Дэйви осторожно просунул руку под шарф и ощупал свое лицо.
– Ты собираешься пойти в сад в этом шарфе?
– Нет, – ответил Дэйви.
– Тогда зачем ты пробыл в нем всю ночь?
– Сэм сказал, что шарф меня вылечит.
– У Сэма нечистая совесть.
Дэйви внимательно посмотрел на мать.
– Сэм сказал, что он и Пимлот будут разрешать мне играть с ними.
– Тебе нравится Пимлот? – спросила Лиззи.
– О, конечно, – благоговейно ответил Дэйви. Лиззи поцеловала его.
– Ты слишком похож на свою тетю Фрэнсис. Слишком благодарен за малое. – Она улыбнулась и иронически сказала Роберту: – Подумай только о Фрэнсис! Подумай о Фрэнсис и подумай о нас!
– Ты всегда так за нее переживала…
– Я и сейчас переживаю. А она путешествует по южной Испании…
– Шшш, – прервал ее Роберт.
Дэйви заметил, ощупывая большой шерстяной узел на макушке:
– В Испании хорошие футболисты. Это сказал Пимлот.
– Ты не будешь против, если я пойду и поговорю с Джулиет? – спросила Роберта Лиззи.
– Разумеется, нет. Но чем, скажи на милость, нам может помочь Джулиет?
– Я не знаю. Возможно, ничем. Но мне бы хотелось увидеться с ней.
Роберт начал вылезать из постели.
– Сама решай…
– Не будь таким раздражительным.
– Я вовсе не раздражительный, – раздраженно произнес он, – я просто не вижу смысла в том, чтобы посвящать Джулиет в наши беды. Но, если тебе хочется поговорить с ней, поговори.
– Да, хочется, – заявила Лиззи. – Хочется. Потому что поговорить об этом с Фрэнсис я в данный момент не могу.
Джулиет развешивала выстиранное белье. Она не вела дом так же систематически и серьезно, как Барбара, но некоторые домашние хлопоты доставляли ей истинное удовольствие. Например, развешивание белья. Отчасти это объяснялось расположением коттеджа на высоком, продуваемом ветрами месте, которое как будто было специально предназначено для сушки белья. Джулиет нравилось наблюдать за ним, когда оно трепетало и надувалось на ветру, подобно парусам морских кораблей. Иногда ветер раздувал ее белье тан неистово, что его уносило со двора, и Джулиет приходилось доставать простыни и одежду из кустов ежевики или снимать с дощатых ворот. Она как раз развешивала по местам найденное белье, когда заметила отблеск солнца на крыше автомобиля, ехавшего по дороге к ее дому. Через несколько секунд она увидела и Лиззи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104