Во-вторых, он оказался всего лишь банкиром. И в-третьих – что самое скверное, – теперь он разболтает всему Парижу, где я и в каком положении. Мадемуазель де Тальмон, падающая с лестницы и спасаемая банкиром! Мне это было совсем не по вкусу.
Подойдя к окну, я увидела, как Воклер, стоя под навесом, забивает только что купленных рабов в колодки. Я распахнула подгнившую раму. Брызги ливня полетели мне в лицо.
– Эй! – крикнула я. – Воклер! Не трогайте Паулино. Он нуждается в хорошем обращении.
– Если его не связать как следует, он сбежит.
– Почему?
– Потому что он негр, черт возьми! Я рассердилась.
– Я не желаю слушать ваши чертыханья! Отпустите Паулино. Пусть идет в гостиницу.
– Святая пятница! Вы выложили за него тысячу и теперь хотите дать ему сбежать? Вот это женский ум!
– Мне надоело с вами пререкаться. Делайте, что вам говорят.
Я прилегла на постель, вслушиваясь в то, что происходит во мне. Я была переполнена тревожно-радостным предчувствием, томным ожиданием появления на свет ребенка – до этого события оставалось всего тридцать дней. Как бы мне хотелось пережить все это в Париже, в спокойной прохладной атмосфере нашего дома на Вандомской площади, а не здесь, среди шума и суеты фермы, среди злобных криков Воклера и стонов избиваемых негров. Зачем нужно было отправлять меня так далеко? Почему я не могла уединиться на время в каком-нибудь маленьком нормандском или бретонском замке? В эти минуты я ненавидела отца. Он нарочно отослал меня сюда, он хотел причинить мне как можно больше страданий, проучить, наказать. Он желал смерти моего ребенка, в этом я не могла сомневаться. Спазмы сжимали мне горло при мысли о том, что злые желания моего отца могут исполниться.
Внизу, на первом этаже гостиницы, Воклер громко спорил о чем-то с работорговцем, составляя купчие. Я так и уснула под эти крики.
Вечером следующего дня, оказавшись у порога фермы Пти-Шароле, мы были поражены суматохой и беготней, непривычными для этого обычно тихого места. Причина была проста: сбежала Изидора. Взяв утром лучшего жеребца из конюшни и пользуясь доверием, которое ей оказывали надсмотрщики, она ускакала в неизвестном направлении. Поскольку у нее были кое-какие деньги, можно было не сомневаться, что Изидора уже села на корабль, отплывающий в Порт-о-Пренс.
О побеге было сообщено начальнику полиции, коменданту военного гарнизона и даже губернатору, но Изидора исчезла, как в воду канула.
– Она сбежала в Пьомбино, – твердил Воклер, – к тому сумасшедшему итальянцу, который никому не позволяет ездить на своей земле. И как ее теперь достать? У этого негодяя не ферма, а настоящая крепость… да еще сорок человек охраны.
3
– Я всегда мечтал об учебе. Я всегда хотел стать адвокатом. Удивительно, не правда ли? Однажды мне удалось присутствовать на одном из процессов. Латынь я знаю хорошо. И адвокатскую речь смог бы составить по всем канонам юриспруденции…
Паулино говорил горячо, взволнованно, и мне было приятно слышать такую искренность в голосе. Мы сидели в тени густых тропических деревьев. Солнце почти не проникало сквозь листву. Я устроилась в легком плетеном кресле, зарыв босые ноги в песок, – ходить в туфлях мне было трудно. Паулино сидел прямо на земле, скрестив ноги по-турецки.
– В Париже можно выучиться на адвоката, – произнесла я, – там есть Сорбонна – старинный университет. Там есть коллеж Луи-ле-Гран и еще много всяких пансионов. Но для учебы нужны деньги. И я не знаю, принимают ли туда мулатов…
– Да. Моя кожа – самое большое препятствие.
– Не огорчайся. Я возьму тебя в Париж. Ведь я поеду туда, как только… ну, словом, как только все закончится.
До родов мне осталось не больше недели. Я слегка волновалась, но усилия Маргариты значительно уменьшали это волнение. «Вы молоды и здоровы, мадемуазель, ну, а то, что вы очень молоденькая, так это ничего. Для ребенка это даже лучше. Вам привезут врача…» Единственный в округе врач служил в военном гарнизоне, и мадемуазель Фурси как раз поехала туда, чтобы обо всем договориться. Мне предлагали переехать в Сен-Пьер, но я как-то затянула с переездом и упустила нужный момент. Теперь же трогаться в такой далекий путь было бы слишком опасно.
– Вы так добры, мадам. Для меня вы просто светлый ангел. Паулино улыбнулся мне широкой детской улыбкой, и его белоснежные зубы ярко сверкнули на загорелом худощавом лице.
– Я тоже довольна тобой. Благодаря тебе я хоть чуть-чуть буду знать английский…
Повозка, в которой мадемуазель Фурси ездила к военному врачу, остановилась возле сада, и эта сухая, как палка, почтенная дама изо всех сил заколотила в калитку.
– Ступай-ка открой этой злюке, – сказала я Паулино, – а то она весь дом разобьет.
Я сидела, погрузившись в приятные грезы. У меня будет ребенок, и будет очень скоро… Страшно, конечно, немного, но я согласна поволноваться и потерпеть. Через несколько дней я снова стану стройной и красивой, моя походка приобретет прежнюю легкость, а фигура – грациозность и изящество. Может быть, в меня кто-нибудь влюбится, и я влюблюсь в него…
– Собирайтесь поскорее, – услышала я позади себя уже порядком надоевший мне голос мадемуазель Фурси, – нам нужно ехать в гарнизон.
Я с трудом обернулась и только теперь заметила, что в руке она сжимает трость и изо всех сил на нее опирается, словно ноги ее не держат.
– Вывих, – пояснила она. – Примите это к сведению и собирайтесь.
– Это зачем же? – воскликнула я. – И почему вы не привезли доктора?
– Доктор не может оставить гарнизон, там много больных, – безапелляционно произнесла она, – поэтому вам придется там произвести на свет ваше дитя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11