Цвета сообразны четырем аспектам
мудрости:
1) Белый - световая тропа мудрости зерцала
2) Желтый - световая тропа мудрости всеприятия
3) Красный - световая тропа мудрости различения
4) Зеленый - световая тропа мудрости всесвершения.
На более высоких ступенях сознания померший знает, что настоящие
мыслеформы, все, исходят из него самого, и что четыре световых тропы
мудрости, которые пред ним появляются, суть излучения его собственных
психических способностей. Это напрямую нас приводит к психологии
ламаистской мандалы, которую я обсуждал уже в книге, опубликованной
совместно с покойным Рихардом Вильгельмом "Секреты Золотого Цветка".
Продолжая наше восхождение в обратном порядке через пределы
Хониид Бардо, мы наконец приходим к видению Четырех Великих: зеленый
Амогха - Сидхи, красный Амитаба, желтый Ратна - Самбхава и белый Вайра
- Саттва. Подъем заканчивается лучезарным голубым светом Дхарма-Дхату,
тела - Будды, который пламенеет в центре мандалы из сердца Вайрочаны.
Этим завершающим видением исчерпываются кармические иллюзии:
сознание, отнятое от благодатной груди всех форм и всех привязанностей
к объектам, возвращается к вневременному рудиментарному (изначальному)
состоянию Дхарма-Кайя. Так (обратным чтением) достигается состояние
Чикаи, которое наступает в момент смерти.
Я думаю, этих пояснений достанет, чтобы дать внимательному
читателю некоторое представление о психологии Бардо Тодол. Книга
описывает путь посвящения в обратном порядке, которое, в отличие от
эсхатологических ожиданий Христианства, приготавливает душу для
нисхождения в физическое существование. Предельно
интеллектуализированная и рационалистическая мирорассудочность
Европейцев подсказывает нам эту более подходящую обратную
последовательность Бардо Тодол, которую можно рассматривать, как отчет
об опыте Восточной инициации (посвящении), хотя каждый вол<н, если
того пожелает, подставить христианские символы вместо богов в Хониид
Бардо.
В любом случае, последовательность событий, как я только что
описал ее, предлагает близкую параллель с феноменологией Европейского
подсознания, когда оно претерпевает "процесс посвящения", то есть
когда его собираются анализировать. Преображение подсознания, которое
случается в процессе анализа, делает этот анализ естественным аналогом
религиозной церемонии инициации (посвящения). Хотя последние в
принципе отличаются от Естественного процесса посвящения в том, что
естественный ход событий предвосхищается, и спонтанное рождение знаков
подменяется тщательно отобранным набором символов, предписанных
традицией. Мы можем увидеть это отчетливо в сочинениях Игнатия Лойолы
или в медитационной йоге Буддизма и Тантризма.
Обращение порядка глав, которое я предложил здесь, с целью помощи
в понимании, ни в какой мере не совпадает с изначальным назначением
Бардо Тодол. Так же не созвучны и психологические упражнения, которые
вторичны по своим намерениям, хотя, быть может, и не вызвали бы
возражений у ламаистов.
Действительная цель этой исключительной книги, которая быть может
покажется очень странной образованному Европейцу двадцатого столетия,
- просветить помершего в его путешествии через просторы Бардо.
Католическая Церковь является единственным местом в мире для белого
человека, где как-то пекутся о душах ушедших. Внутри Протестантского
лагеря, с его жизнеутверждающим оптимизмом, мы обнаруживаем лишь
несколько медиумических "спасительных кругов", чье назначение главным
образом в том, чтобы помершему донести, что он действительно помер.
В целом, у нас нет ничего на Западе в какой-нибудь степени
сравнимого с Бардо Тодол, за исключением определенных тайных
наставлений, которые недоступны широкой публике и обыкновенным ученым.
В соответствии с традицией, Бардо Тодол также, кажется, было записано
в разряд "тайных" книг, "закрытых", как ясно об этом пишет доктор
Эванс-Венц в своем предисловии. Как таковая она формирует особую главу
в магическом "излечении души", которое простирается даже после смерти.
Этот культ смерти рационально зиждется на вере во вневременность души,
но его иррациональная основа обнаруживается в психологической нужде
живых сделать что-нибудь для ушедших.
Это простейшая нужда навязывает себя даже самым "просвещенным"
индивидуумам, когда они сталкиваются со смертью близких или друзей.
Вот почему, просвещение или непросвещение, у нас все еще существуют
все виды церемоний по покойникам. Если Ленин был подвергнут
забальзамированию и выставлен напоказ в пышном мавзолее как египетский
фараон, мы можем быть совершенно уверены, - это не потому, что его
последователи верили в воскресение его тела. Исключая Мессу, которую
служат заупокой в Католической Церкви, обеспечение, которым мы
запасаем, снабжаем помершего, - рудиментарно и стоит на нижнем уровне
качества. Не потому, что мы не способны убедить себя в бессмертии
души, а потому, что мы рационально исключили вышеупомянутую
психологическую нужду из нашего существования. Мы ведем себя так,
будто в том не нуждаемся, а поскольку мы не можем поверить в жизнь
после смерти, мы предпочитаем вообще никак этого не касаться.
Люди попроще следуют своим чувствам и, как в Италии, ставят себе
надгробные памятники "жутких" красот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32