— А где твоя сладкоголосая мать?В этот миг дверь фургона распахнулась, и оттуда выглянула Нина, точно услышав его слова. Дайд подошел к ней и снес старую женщину с лестницы, аккуратно усадив в мягкое кресло. Энит сменила свою юбку на другую, из оранжевого бархата, а белоснежные волосы заколола украшенным драгоценными камнями гребнем. Нина и Дайд поднесли кресло к костру и довольно грузно опустили его на землю. Энит склонила голову так низко, как только могла.— Милорд, — сказала она.— Энит, — отозвался он, почтительно склонив голову. — Я с нетерпением жду, когда снова смогу услышать твое пение.— Благодарю вас, милорд, — ответила она, и он подошел к ней, поцеловав ей руку.— Кто это? — шепотом спросила Финн у Эшлина, который только пожал плечами.Брангин закатила глаза.— Ты что, не слышала, что его называли Мак-Ахерном? Неужели сама не видишь его плед и брошь?— Но ведь прионнса Тирейча не стал бы жить в фургоне, — сказал Эшлин вполголоса.— В Тирейче все живут в фургонах, — раздраженно вздохнула Брангин. — Там нет ни городов, ни деревень.Эшлин и Финн переглянулись, скорчив друг другу гримасу, и Финн прошептала:— Тоже мне, всезнайка.Мак-Ахерн присоединился к остальным, уже сидевшим вокруг костра, с благодарностью приняв большую кружку виски. Фургоны тирейчцев свободным кольцом встали вокруг повозок циркачей, полностью окружив их. Возницы слезли с козел и распрягли огромных собак, которые тут же улеглись в тени фургонов, тяжело дыша. Короткошерстные, с серо-коричневой и красно-коричневой шерстью, они выглядели очень воинственно, возможно, из-за щетинистых гребней вдоль спины. Но их карие глаза были кроткими и дружелюбными, и они, казалось, улыбались, высунув языки, с которых текла обильная слюна. Табун лошадей безмятежно щипал травку, разбредшись вокруг, и никто даже не пытался согнать их в кучу.Дети слезли со своих пони, а те, кто был слишком стар или болен, чтобы ехать верхом, вышли из повозок. Мак-Ахерн вскочил и пошел помочь жене, беременность которой была уже заметной. Почти с мужа ростом, с толстой каштановой косой, достававшей до ее босых пяток, в свободном желтом платье-рубахе, она походила скорее на жену какого-нибудь фермера, чем на банприоннсу Тирейча.— Виски утром! — неодобрительно воскликнула она, бросив взгляд на Моррелла, наполнявшего из бочонка несколько кружек сразу.— Ох, если человека мучает жажда, то от стаканчика не будет вреда ни днем, ни ночью, — ответил Моррелл, отвесив ей замысловатый поклон и не разлив при этом ни капли. — Как поживаете, миледи? Цветете, как я погляжу! Она с улыбкой поблагодарила его, и он предложил ей одну из огромных кружек.— Спасибо, но я лучше выпью плясика с твоей матушкой, — устало улыбнувшись, ответила она. Мак-Ахерн помог ей спуститься на землю, и Моррелл принес свое седло, чтобы подложить ей под спину.В один миг маленький тихий лагерь превратился в шумную деревню. Женщины вытряхивали со ступеней повозок соломенные циновки и требовали у мужчин принести воды, чтобы вымыться. Ребятишки сгрудились вокруг Дайда и Нины, наперебой задавая вопросы и прося их выступить. Дайд послушно начал жонглировать сверкающими серебряными ножами, а его сестра прошлась вокруг лагеря на руках к бурному восторгу ребят.— А вы что показываете? — требовательно спросила у Финн и Эшлина девчушка с четырьмя длинными косичками. — Вы тоже умеете ходить на руках?Вопросы посыпались на них со всех сторон.— Вы можете глотать огонь?— А ногу за ухо закинуть можете?— А верхом на трех лошадях сразу ездить умеете?— Я играю на волынке, — робко ответил Эшлин. Это произвело на ребятишек впечатление, поскольку в Тирейче волынки были редкостью, и он послушно исполнил для них военный марш. Они восторженно захлопали в ладошки, а потом потребовали у Финн показать, что умеет делать она.— Я умею лазать, — сообщила она, но ответом ей были совершенно непонимающие взгляды, ведь большинство из этих ребятишек никогда не видели ни стен замков, ни утесов. — Я могу утащить браслет у вас с руки так, что вы ничего не заметите, — подумав, сказала она. Над ней тут же начали смеяться. Поэтому Финн принялась развлекать их, вытаскивая монетки у них из ушей и камешки из башмаков, а потом, к их изумлению, выложила на землю то, что стащила у каждого из них, да так, что никто ничего не понял.Дайд колесом подкатился к ним, перекувырнулся в воздухе и начал жонглировать дюжиной золотистых шариков, которые образовывали замысловатые круги, вращавшиеся высоко в воздухе. Ребятишки смотрели на это чудо, разинув рты. Подхватывая и снова подбрасывая их вверх сначала одной рукой, потом ногами, потом головой и плечами, потом острым кончиком кинжала, Дайд поддерживал детвору в состоянии постоянного изумления. Наконец он поймал все блестящие шарики и раскланялся. Ребятишки разбежались рассказать об этом своим матерям, и Дайд вполголоса сказал:— Я бы не стал устраивать спектакль из воровства, Финн.— Но почему? — вспыхнув, спросила Финн. — Им это понравилось ничуть не меньше, чем твое жонглирование.Он подбросил кинжал и поставил его себе на кончик носа, балансируя.— Во-первых, — отозвался он с запрокинутой головой, так что его голос звучал довольно невнятно, — мы не хотим, чтобы ты привлекала к себе внимание. Во многих деревушках, которые мы проезжаем, появление циркачей — самое большое и яркое событие за целый год. Люди болтают о том, что видели. Даже здесь, в Тирейче, где нет деревень, караваны часто пересекаются друг с другом, и о чем еще они могут разговаривать, если не о циркачах?Он поймал кинжал за рукоятку, снова подбросил в воздух и поймал в ножны, не прикоснувшись к нему руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111