— использованная игла от одноразового шприца.Тимофей Петрович хмыкнул, почесал косматую бровь и подумал, что дамочке-директрисе надлежит построже приглядываться к своим старшеклассникам. Как только эти педагоги обходятся с личным составом без гауптвахты? Генерал-полковник в очередной раз крякнул, поглядел зачем-то на ясно солнышко, потом на огромные наручные часы… Нахмурился — и подошел к охраннику, дремавшему на скамеечке у входа в корпус.— Здравь желаю. Гхм… Маленькая такая, с хвостиком на макушке, и портфельчик жёлтый? — хрипловато спросил генерал. — Не выбегала?Охранник невольно поднялся и обстоятельно доложил уважаемому товарищу генералу, что видел никак не меньше пятидесяти хвостиков и жёлтых портфельчиков, да только все они давно благополучно разъехались по домам.— А Вы поглядите в раздевалке, — подсказал охранник. — Если мешок со сменной обувью висит, значит, домой ушла Ваша внучка. А если уличные ботинки висят, стало быть, где-то в школе задерживается.— Здраво, здраво рассуждаете! — радостно спохватился Тимофей Петрович и почти побежал в раздевалку четвёртых классов. Генералу было уже под семьдесят, но это не мешало ему каждое утро пробегать полтора километра по аллеям Нескучного сада. Размеренно сопя в усы, генерал, как старый тепловоз, влетел в полутёмную раздевалку — и сразу услышал странный, полусонный голосок:— Шесть тысяч четыреста десять…— Надюня! — Тимофей Петрович мгновенно опознал внучку по голосу. — Ты где, любимая внученция?Голос на секунду сбился, и через миг Надюня ответила:— Шесть тысяч четыреста одиннадцать!— Эй, Надежда! — генерал заговорил строже. — А ну-ка, отставить прятки! Приказываю тебе вылезать, слышишь?— Шесть тысяч четыреста двена-адцать… — голосок задрожал, потускнел, сжался, и девочка совершенно расплакалась. Генерал подскочил к внучке, сидевшей на холодном полу, поспешно прижал к себе:— Миленькая, миленькая… да что случилось, скажи?!Внучка продолжала плакать и считать. На руках дед принёс её в машину и скорее, скорее повёз домой. По пути пытался расспрашивать, но Надюня, зажмурив глазки, заливала слезами белый фартучек на груди.Генерал скорее позвонил в бюро детских праздников и вызвал знаменитого клоуна Петю — прямо сейчас, сию минуту, срочно на улицу Вавилова. Диспетчер бюро досуга утверждала, что по нынешним автомобильным пробкам прибыть на Вавилова за час нет никакой возможности, но генерал был настойчив, и тогда трубку взял сам клоун Петя — молча выслушал и грустным, неклоунским голосом пообещал быть вовремя. Следующий звонок генерал сделал в Нескучный сад, в клуб проката маленьких пони — к счастью, белый пони по кличке Снежок был свободен, и генерал обещал заплатить втридорога, если Снежок согласится выйти за границы сада, пересечь ужасный Ленинский проспект и добраться своим ходом во двор, где жил генерал-полковник Еропкин.Он ещё говорил с менеджером Снежка, когда внучка вдруг дёрнула за рукав. Генерал резко затормозил, сходу прижал «Тайгу» к обочине. Надюня, не раскрывая глаз, не прекращая зачарованно считать, пыталась написать ему что-то на стекле… Он выхватил блокнот, вложил авторучку в мокрые пальчики…«НЕВОЛНуЙся дедШКА Я тебя ЛЮБЛЮ!!!» — было написано на бумажке.Никто и никогда не видал генерала Еропкина плачущим. Впрочем, и теперь у единственной свидетельницы — Надиньки — были сожмурены глаза.Во дворе их уже встречали — белый пони Снежок и клоун Петя, примчавшийся сквозь пробки на мотоцикле. Клоун был почему-то в кожаной клёпаной куртке, кожаных штанах и серебристом шлеме, а от прежнего клоунского обличья у него имелись только совершенно вытаращенные синие глаза. Они сделались ещё шире, когда генерал бережно вытащил девочку из машины…— Ой! — перепуганно сказал клоун, поспешно стаскивая свой мотоциклетный шлем. — Посмотрите… А что это… на лбу?Только сейчас генерал заметил, что под волосами внучки темнеет пятно. Раньше, видать, светлая чёлочка скрывала, да и генерал впопыхах не приметил… а теперь… холодея от ужаса, дедушка Тима разглядел на бледной коже чуть повыше переносицы нечто, похожее на оттиск резинового штампа. Красивые такие буквы, с фитюльками под старину, настоящее рабское клеймо:А чуть ниже — мерзкий, по-настоящему непристойный рисунок.— Одеколон! Быстро, едрёна-гангрена! — заторопился Тимофей Петрович. Однако… клеймо не стиралось. Когда генерал попытался удалить его при помощи носового платка, пропитанного одеколоном, отметина изменила цвет, теперь она была ярко-красной, как свежая ссадина и даже, казалось, немного увеличилась в размерах!— Надюня, внученька, всё хорошо… — запыхтел генерал, поспешно прилаживая на лоб девочки маленький пластырь. — Приказываю открыть глазки, слышишь? Вон смотри, это же твой любимый Снежок, он прискакал к тебе из парка. Погляди, какой у него красивый бант на хвостике!— Семь тысяч сто пять, — еле слышно отозвалась девочка.— Давайте я возьму это на себя, — быстро прошептал клоун Петя, вытаскивая из мотоциклетного багажничка шуршащий пакет с игрушками. — А Вам лучше позвонить врачам. У девочки психологический шок. Кто-то очень злобно пошутил над ней. Посмотрите, какие колючие слёзы. Я видел такие слёзы у детишек в шахтёрском посёлке года два назад.— Добро, приступайте немедленно! Развеселить, и чтоб никаких штампов на лбу! — бормотал седой генерал, тиская пальцами кнопки телефона. — И ещё — срочно позвонить в наш госпиталь… там врачи хорошие!Через несколько часов Наденька внезапно перестала считать и раскрыла глаза.К счастью, генерал уже распорядился убрать, завесить, загородить все зеркала в доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162