Даже не верится, что где-то есть люди, которые собираются вместе только для того, чтобы незлобно пострелять друг в друга. Потыкать ножичком в жаркой рукопашной. И никому из них даже в голову не приходит, что пить пиво — это намного приятнее. Бедняжки.
— Предлагаю взять водки, — сказал Сашка.
Я расхохотался.
— Ты чего?
— Сань, представь себе: военные собираются на войну, и один из них говорит: «Предлагаю взять с собой оружие и патроны». Это же самоочевидные вещи!
— Да ладно тебе! — отмахнулся Колчин.
Повинуясь его жесту, рядом затормозил голодный до денег таксомотор.
— Вот и карета! — сказал я, усаживаясь на переднее сиденье.
— Куда едем? — спросил таксист.
— На войну, — махнул я рукой вперед.
Брови таксиста выросли домиком.
— В смысле в аэропорт Домодедово, — уточнил Сашка.
Машина мягко взяла с места.
— Что, правда на войну едете? — поинтересовался шофер после минутного молчания.
— Да, а что?
— Рожи у вас больно довольные.
— Это мы шутим так.
— Хорошие у вас шуточки — война! — покачал головой таксист.
Больше мы не разговаривали. Из динамиков магнитолы сокрушалась о нашем отъезде Таня Буланова. «Не бросай меня — не надо!»— кричала она в открытые окна авто. Шофер сосредоточенно смотрел, как его машина пожирает километры московских дорог.
Если бы мы с Сашкой обладали зрением предсказателей, то несомненно увидели бы, как за нашей машиной уже бегут вприпрыжку многочисленные неприятности.
Глава 3
В аэропорту я занялся билетами, водкой, консервами и прочей походной ерундой. В результате собрал два объемных рюкзака. Колчин в это время звонил своим знакомым московским пограничникам из пресс-службы — взял с них слово, что они дадут команду своим местным коллегам по организации нашей встречи в Душанбе. На Лубянке торжественно пообещали. Ковровых дорожек прикупить уже не успеют, но служебный уазик подать ко входу — это запросто.
С легким сердцем и тяжелой поклажей мы уселись в самолете и начали улетать. В прямом смысле слова. До Таджикистана четыре часа пути. За это время можно выпить, поспать, опять выпить и приземлиться. И все это умещается в одно емкое слово: «улетать».
Как только я вышел на трап самолета, в лицо ударила волна горячего воздуха. Мы с Колчиным моментально взмокли от пота. Температура явно зашкаливала за 30 градусов.
Меня поразила необычная для аэропортов тишина и безлюдность. Бесконечный мрак скрывал взлетные полосы. Ни одного огня или звука. Даже наш самолет показался каким-то заброшенным, мертвым, когда на нем погасили огни. Вдали светился редкими окнами низенький аэропорт. Подвозить нас к нему никто не собирался. Пассажиры топали к вокзалу пешком. Тут же крутились какие-то темные личности, предлагая поднести вещи, и загадочно подмигивали. Но делали они это как-то неубедительно. Своей поклажи им никто не доверил. Нырнут в темноту — ищи потом ветра на минном поле.
К зданию аэропорта мы с Колчиным подошли мокрыми от пота до нитки. Проклиная службу местного сервиса за то, что она так рано издохла, и жару, которая издохнуть не спешила.
— Ваэнный? — спросил таможенник, глядя на мою фотографию в паспорте.
— Боже упаси! Просто мне нравятся короткие стрижки.
— Найомник? — упорствовал он, подозрительно щуря глазки.
— Журналист, — уточнил я благодушно и показал ему корреспондентскую книжицу. А то он так далеко зайдет со своими расспросами.
Сам, между прочим, подумал: фига себе! К ним тут наемники так запросто прилетают!
В глазах таможенника запрыгали злобные чертики. Я буквально почувствовал, что в детстве этот чиновник явно перечитал всего Фенимора Купера и теперь не доверяет ни одному бледнолицему.
— Сумка открывай, — сказал он со злобной вежливостью.
Я вжикнул молнией рюкзака. Он перевернул его вверх тормашками и тряхнул. На досмотровый стол посыпались все мои вещи. Таможенник брезгливо в них поковырялся, пошвырял, потрепыхал. Что-то уронил. Мне пришлось поднимать.
— В карманах ичито? — спросил он, указывая на боковые карманы рюкзака.
Я не стал объяснять и просто достал две офигенные металлические фляги. По внешнему виду они напоминали артиллерийские снаряды.
Таможенник открутил крышку и понюхал:
— Водка?
— Она самая. — Я с ужасом вдруг представил, как он скажет сейчас безжалостно: «Не положено. Выливай». Мелькнула перед глазами жутко живая картина, как я насмерть его душу, потом меня вяжут, и свой век я доживаю в каменоломнях Таджикистана…
Но таможенник вдруг подобрел:
— С водка проходи, пожалуйста, — и улыбнулся во всю ширину лица.
Количество огненной воды доказало мою благонадежность лучше паспорта и служебной ксивы.
Когда я упаковался, таможенник протянул свою загребущую лапку и тихо, но настойчиво назвал цену в местной валюте. Очевидно, какая-то лично придуманная им пошлина.
Видя мое замешательство, таможенник истолковал его по-своему и не хуже валютного спекулянта перевел мне сумму негласного налога в рубли. Я заплатил, и от меня отстали.
— Прахади, пажалста! — таможенник широко махнул рукой, как в боулинге.
На выходе нас с Колчиным никто не ждал. Мы сбросили рюкзаки на автостоянке.
— Саша, ты, кажется, договаривался о встрече?
— Да.
— Ну, значит, тебе и искать этих пограничников. А я пока вещи посторожу.
Сашка убежал на поиски. Пассажиры с нашего самолета живо рассаживались по машинам. Никто не задерживался даже поболтать. Автостоянка перед аэропортом стремительно пустела. Я вглядывался в глубину уходящих в город улиц и не видел привычных огней. Город вдали погружался в ночной обморок. В горячечное беспамятство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99