— Прошу желающих ко мне! — громко выкрикивал Кащей. — Еще… еще…
— Куда вы их деваете?! — взбежал на эстраду Паша. — Ваши фокусы переходят все границы. Слышите?! Прекратите, я требую этого!
— Куда надо, туда и деваю, — издевательски ответил Кащей. Но тут на помощь Паше подбежало несколько учителей, даже директор Дома культуры, и чуть было не разразился скандал. Кащей взмахнул рукой, и похищенные им дети мгновенно возвратились на свои места…
— На сегодня хватит, — сказал он.
Змей Горыныч сделал знак, Кащей с Соловьем и Баба-Яга взобрались ему на плечи.
— А ну свистни! — приказал Кащей. — Но не до смерти…
Соловей-разбойник свистнул, и все, кто принимал участие в карнавале, полегли без чувств, точно трава под ураганным ветром. Горыныч расправил крылья и умчал своих друзей в приманычскую степь. Мертвая тишина сменила недавнее веселье… А минуту спустя карнавал продолжался как ни в чём не бывало!
3
На густой траве, в окружении тюльпанов, при свете костра отдыхали Змей Горыныч, Кащей, Соловей-разбойник да Баба-Яга.
— Угощайтесь, — сказал Кащей, пододвигая к ним корзинку с семечками. — Таких во всем свете не сыскать! А я пока своими делами займусь. — Гыркнул что-то по-турецки — и словно его не было.
Баба-Яга отведала и оживилась:
— А и впрямь, семечки что надо!
Угостились и Соловей со Змеем и ни с того ни с сего принялись хвастать:
— Кабы сейчас повстречать мне Муромца, Добрыню да Алешку, — усмехнулся Змей в три головы, — ох, и задал бы я им жару!
— Да, всыпал бы я им, особенно Илье Муромцу, — сказал Соловей-разбойник. — Эге-гей! Где ты, Илюха? — Да как засвистит на всю степь, аж костер землей засыпало, и стало темно.
4
Москва. Ночь. Внутренняя охрана Третьяковской картинной галереи совершает ежечасный обход. Невысокая женщина входит в зал № 22 и неторопливо осматривается. Здесь собраны произведения великого русского художника Васнецова. На правой стене — «Иван-царевич на Сером волке», потом — незабываемая картина «После побоища…» о сражений Игоря Святославича с половцами (помните «Слово о полку Игореве»?), еще дальше — портрет царя Ивана Грозного в рост. Напротив — «Три царевны подземного царства». А между ними — известные всему миру «Богатыри». Почти во всю стену, в тяжелой старинной раме. В правом нижнем углу полотна написано: «Викторъ Васнецовъ. Москва 1898 г. Апрель 23 дня».
…В зале полумрак. Безлюдный покой. В тишине доносится бой Кремлевских курантов с противоположного берега Москвы-реки. Еще звучат куранты, но откуда-то издалека-издалека слышен неприятный свист, приглушенный расстоянием.
Женщина присела на стул отдохнуть. Вдруг ей показалось, будто богатыри совсем по-живому стали пристально всматриваться в только им доступную даль. Вот, кажется, ожили кони, медленно зашевелились богатыри, поначалу лениво расправляя затекшие руки и плечи.
— А не слышал ли кто свиста соловьиного, разбойного? — спросил Илья Муромец.
— Да, вроде что-то было, — неуверенно ответил Алеша Попович.
— Уж не старые ли недруги наши?.. — сказал Добрыня Никитич.
— Почудилось мне, будто свист несся из донских краев, — произнес богатырь Илья и глянул из-под правой руки, на которой висела тяжелая палица, та самая, что не каждый мог оторвать от земли.
— Ну, берегитесь! — воскликнул Добрыня, вынимая меч из ножен.
— Погоди, — придержал его копьем Муромец. — А впрочем, отправляйся да глянь, что там…
Дернул поводья Добрыня, и белый конь его взметнулся кверху, заржал призывно и устремился сквозь стены.
Прошло несколько минут, а Добрыни все нет.
— Ну что ж, есаул, — повернулся к Поповичу Муромец, — больше некем замениться, видно, ехать атаману самому…
— А мне ожидать али тоже с тобой?
— Да как душа пожелает.
— Тогда вместе.
— Айда!
Вихрем пронеслись мимо изумленной охранницы славные богатыри, и вскоре дробный топот их горячих коней замер вдали на пути в широкую степь, раскинувшуюся от Дона до Маныча под звездным небом.
5
Приметив в полутьме белого коня и высокую фигуру в доспехах, богатыри направились к ней.
— Ну что, Добрыня? — спросил Муромец.
— Не видать… Должно, притаились.
Тут Алеша выехал малость наперед и, приложив ладонь ко рту, задорно крикнул:
— Эге-гей! Червяк многоголовый!.. Где ты?..
Ночная степь ответила молчанием.
— Раздобрел, знать, на донских харчах, — громко продолжал Алеша. — Чаек попиваешь да табак турецкий покуриваешь? Аль оглох от свиста дружка своего, разбойника? Чую, трясетесь оба, ровно сито дырявое…
Захохотали Илья с Добрыней, и словно гром пронесся над замершей степью.
— Потише, други, — не унимался Алеша, — не то помрут злыдни эти от робости еще до встречи с нами… Эй ты, Змей Змеевич, выдь в шашки поиграть с Добрыней: в бою сразиться ты уже негож… Выходи, кто хочет свидеться с казаком карачаровским Ильею Муромцем! Это он полтыщи разбойников к рукам прибрал да освободил сорок сороков ратников… А помнишь, Соловей, как наш гусляр и певец Добрыня Никитич стрелу каленую сквозь твое колечко серебряное пропускал?.. Знать, помнишь, коль притаился. А помнится и мне, как Горыныч, ровно кот нашкодивший, бежал от меня… Эх, не те времена! Нынче ты пустые свои головы беречь стал пуще прежнего, а невдомек, что и за все их вместе я полушки не дам… Гляди-кось, други, как страх их сковал — онемели!
Три богатыря захохотали весело, сотрясая степь, и вдруг неподалеку, за маленьким холмиком, раздался чих змеиный и взметнулось огненное облачко.
— А! — обрадовался Алеша. — Так вот вы где… Пыль ноздрями собираете?
Илья Муромец расправил плечи свои тяжелые, гордо поднял голову и гикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26