— Теперь поглядим, что ты раздобыл.
Паша привез записи всех передвижений Осборна и Унманна по Советскому Союзу за последние шестнадцать месяцев. В стенографически кратких записях Министерства разобраться было непросто:
Дж.Д. Осборн, президент «Осборн Ферз Инк.».
Въезд: Нью-Йорк — Ленинград, 2.1.76. (гостиница «Астория»); Москва, 10.1.76. (гостиница «Россия»); Иркутск, 15.1.76. (гость иркутского Дома пушнины); Москва, 20.1.76. («Россия»).
Выезд: Москва — Нью-Йорк, 28.1.76.
Въезд: Нью-Йорк — Москва, 11.7.76. («Россия»).
Выезд: Москва — Нью-Йорк, 22.7.76.
Въезд: Париж — Гродно — Ленинград, 2.1.77. («Астория»); Москва, 11.1.77. («Россия»).
Занятно, подумал Аркадий. Гродно — город на железной дороге на границе с Польшей. Осборн не летит, а трясется в поезде до самого Ленинграда.
Выезд: Москва — Ленинград — Хельсинки, 2.2.77.
Въезд: Нью-Йорк — Москва, 3.4.77. («Россия»).
Предполагаемый выезд: Москва — Ленинград, 30.4.77.
Г.Унманн, Германская Демократическая Республика.
Въезд: Берлин — Москва, 5.1.76.
Выезд: Москва — Берлин, 27.6.76.
Въезд: Берлин — Москва, 4.7.76.
Выезд: Москва — Берлин, 3.8.76.
Въезд: Берлин — Ленинград, 20.12.76.
Выезд: Ленинград — Берлин, 3.2.77.
Въезд: Берлин — Москва, 5.3.77.
О передвижениях Унманна по России сведений не было, но Аркадий высчитал, что Осборн и немец могли иметь прямые контакты тринадцать дней в январе 76-го в Москве, одиннадцать дней в июле 76-го в Москве, потом этой зимой со 2 по 10 января включительно в Ленинграде и с 10 января по 1 февраля в Москве (когда произошли убийства). 2 февраля Осборн вылетел в Хельсинки, а Унманн, очевидно, отправился в Ленинград. Теперь оба находятся в Москве с 3 апреля. В то же время последние двенадцать месяцев Осборн звонил Унманну только из автоматов.
Паша также достал глянцевую фотографию иркутского Дома пушнины. Как и предполагал Аркадий, это было то же невыразительное здание современной постройки, что и на снимке, где был сфотографирован Костя Бородин.
— Отвези нашего друга Федора домой, — попросил Пашу Аркадий. — Там у него есть один любопытный ларчик. Забери его и свези для надежности в «Украину». Да, прихвати заодно пленку.
Он снял с магнитофона кассету с записью показаний Голодкина. Чтобы освободить место в кармане, Паше пришлось вынуть оттуда крошечный драгоценный ананас.
— И тебе пригодился бы, — сказал он Аркадию.
— Даром добро переводить.
— Готов помогать в любое время, товарищ старший следователь, — заверил Голодкин, надевая пальто и шапку, — из одного уважения к вам.
Оставшись один, Аркадий не мог унять волнения. Наконец-то! Теперь, когда у него есть показания Голодкина, а одному из американцев, пользующихся особым расположением КГБ, грозит задержание, он может запихать это дело в глотку Приблуде. Пускай разжевывает.
Он надел пальто, перешел улицу и взял водки, сожалея, что нет Паши. Выпили бы на радостях вместе. «За наше здоровье!» В конце концов, не такие уж они плохие следователи. Он вспомнил ананас. У Паши, конечно, были другие планы, связанные с серьезными эротическими намерениями. Аркадий машинально поглядел на телефон-автомат. В руке откуда-то оказалась двухкопеечная монета. Интересно, где сейчас Зоя.
В расследовании убийства в Парке Горького было слишком много странного. Теперь он избавился от него и возвращается к будничным делам. Телефон-автомат притягивал к себе, но настоящая сила притяжения исходила от Зои. Что, если она ушла от Шмидта и вернулась домой? Он не был там несколько дней и все время был в движении, так что ей было невозможно разыскать его. Ему не следовало прятаться от нее; по крайней мере, можно было бы объясниться. Обругав себя за малодушие, он набрал номер. Телефон был занят — она была дома.
В метро было полно народу, все возвращались с работы, как и Аркадий. Он чувствовал себя почти нормально, боль в груди проходила. Воображение рисовало одну мелодраматическую картину за другой. Зоя раскаивается, он великодушен. Она все еще сердится, но он терпелив. Она оказалась в квартире по чистой случайности, и он уговорил ее остаться. Все вариации заканчивались постелью, однако он не испытывал возбуждения. Мелодрамы были мимолетными, никудышными и скучными; он был всего лишь готов сыграть в них свою роль.
Он вышел на Таганской, прошел через двор, взбежал на свой этаж и постучал в дверь. Гулко отозвалось пустотой. От отпер дверь и вошел.
Зоя действительно возвращалась. Что-что, а это было заметно. В квартире не было столов и стульев, ковров и штор, книг и книжных полок, пластинок и проигрывателя, тарелок, стаканов, ножей и вилок. Она постаралась подмести подчистую, прихватила все, что могла. В первой из двух комнат она не оставила ничего, кроме холодильника, но даже из него забрала все, вплоть до ванночек для льда, — свидетельство, подумал он, вызывающей разочарование жадности. Во второй комнате осталась кровать, так что там по-прежнему была спальня. Он вспомнил, с каким трудом они втаскивали туда эту кровать. На кровати она оставила только простыни и одеяло.
У него было ощущение, будто его ни за что избили и обчистили, будто грабители забрались не в квартиру, а ему в душу и грязными руками выдрали из нее десять лет супружеской жизни. Или она видит это по-другому, нечто вроде освобождения из него самого путем кесарева сечения? Неужели все это время было так плохо? Она оказалась хорошим вором, потому теперь ему не хотелось вспоминать о прошлом.
Телефонная трубка лежала на столе — вот почему он подумал, что она дома. Он положил трубку на место и сел рядом.
Что с ним происходит? Его ненавидит та, которая когда-то очень любила. Если изменилась она, то, должно быть, виноват он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142