Улицы остались позади, и самолет сделал широкий вираж над заливом, а затем все небо закрыл залитый огнями остров. Из воды поднимались тысячи расточительных, как звезды, башен из света. Пассажиры по достоинству оценили это зрелище.
— Значит, вы не окажете мне содействие, — сказал Аркадий.
— Наоборот, помогу всем, что в моих силах, — ответил Уэсли.
За окнами замелькали посадочные огни. Самолет коснулся земли и стал тормозить.
К тому времени, когда самолет подрулил к стоянке «Пан Америкэн», проход был забит музыкантами, их инструментами, свертками с подарками и авоськами с провизией. Русские напускали на лица безразличие к американской технике, и, хотя все проходили мимо Аркадия и Уэсли, никто на них не взглянул. Теперь, когда они были всего в нескольких шагах от потрясающего перехода, напрямую соединяющего самолет со зданием аэровокзала, никто не желал подвергнуться пагубному влиянию Америки. Все оглядывались друг на друга.
Когда все пассажиры покинули самолет и обслуживающий персонал, проникнув в самолет через хвостовую дверь, рассыпался по салонам, Уэсли по служебному трапу вывел Аркадия на бетонированную площадку под хвостовыми двигателями «Ильюшина». Свистели двигатели, мерцали красные хвостовые огни. Неужели самолет сразу возвращается в Москву, удивился Аркадий. Уэсли тронул его за плечо и указал на автомобиль, направляющийся к ним по взлетной полосе.
Они не проходили американскую таможню. Машина выехала через ворота прямо на скоростную автостраду.
— Мы с вашими людьми обо всем договорились, — сказал Уэсли, удобно устраиваясь на заднем сиденье рядом с Аркадием.
— С моими людьми?
— С КГБ.
— Я не из КГБ.
— КГБ утверждает то же самое. Другого мы и не ожидали.
По сторонам дороги мелькали брошенные машины. Не оставленные недавно, а развалины, словно со времен давно прошедших войн. На одной было написано: «Свободу Пуэрто-Рико». По шоссе мчались машины бесчисленных марок и цветов. Водители тоже были всех цветов кожи. Впереди виднелся все тот же потрясающий городской силуэт, что был виден из самолета.
— О чем же вы договорились с КГБ? — спросил Аркадий.
— Договорились, что операцию будет проводить бюро, если только вы не перебежите на сторону бюро, — ответил Уэсли. — Но поскольку вы можете перебежать только к нам, то будете не в состоянии этого сделать.
— Понятно. А вы, значит, считаете, что поскольку КГБ утверждает, что я не их человек, то я на самом деле работаю на них.
— А что еще им остается говорить?
— Но если бы вы поверили, что я не работаю на КГБ, то все коренным образом изменилось бы?
— Несомненно! Тогда то, что утверждает КГБ, оказалось бы правдой.
— А что они утверждают?
— Они говорят, что вы осуждены за убийство.
— Никакого суда не было.
— Они и не говорили, что был суд. Так вы кого-нибудь убили? — спросил Уэсли.
— Да.
— Вот видите. Иммиграционные законы Соединенных Штатов запрещают въезд преступников. Закон очень строг, и мы вряд ли разрешим остаться, если кто-нибудь явится в бюро и заявит, что он убийца.
Уэсли покачивался в машине в ожидании дальнейших вопросов, но Аркадий молчал. Машина нырнула в туннель, ведущий на Манхэттен. В зеленоватом свете туннеля из грязных стеклянных будок полицейские следили за движением. Машина выехала на другую сторону. Улицы оказались уже, чем ожидал Аркадий, и были так далеко внизу по сравнению с ярко освещенным силуэтом, что, казалось, они находились под водой. Тускло светились уличные фонари.
— Я хочу, чтобы вы ясно представляли свое положение, — наконец произнес Уэсли. — Вы не находитесь здесь на законном основании. Но в то же время вы не въехали нелегально, так что и этой зацепки у вас нет. Вас здесь просто нет, и другое невозможно доказать. Я знаю, что это кажется безумием, но для вас это закон. Кроме того, так хотели ваши люди. Если у вас есть претензии, обращайтесь в КГБ.
— А я встречусь здесь с сотрудниками КГБ?
— Я постараюсь, чтобы этого не произошло.
Машина остановилась у стеклянных дверей отеля на углу Двадцать девятой улицы и Мэдисон-авеню. По сторонам козырька с надписью «БАРСЕЛОНА» горели светильники в виде газовых рожков. Уэсли передал Аркадию ключ с пластмассовой пластинкой с названием отеля, но на мгновение задержал руку.
— Ключ от ее номера. — Уэсли отпустил руку. — Везет же вам.
Выходя из машины, Аркадий ощутил странное головокружение. Уэсли остался на улице. Аркадий толкнул стеклянные двери. В вестибюле отеля темно-бордовый ковер, колонны розового мрамора и бронзовые люстры с лампочками в виде свечей. Мужчина с темными мешками под глазами поднялся с кресла и помахал газетой, увидев Уэсли. Потом взглянул на Аркадия и снова уселся в кресло. Аркадий поднялся в лифте с выцарапанной на двери нецензурной надписью.
Номер 518 был в конце коридора на пятом этаже. У него за спиной приоткрылась дверь 513-го, но, едва он обернулся, тут же захлопнулась. Он дошел до 518-го, отпер дверь и вошел.
Она сидела в темноте на кровати, поджав босые ноги. Во что одета — в русское или американское — не разглядеть. — Это я заставила их привезти тебя, — сказала Ирина. — С самого начала я не упрямилась отвечать на вопросы, потому что они мне сказали, что иначе тебя убьют. В конце концов я решила — пока ты там, считай, это все равно что ты мертвый. Я отказалась выходить из номера, пока не увижу тебя…
Она обратила к нему лицо. В глазах стояли слезы. Это в конечном счете все, что мы можем дать друг другу, подумал Аркадий. Он дотронулся до ее губ, и она прошептала в руку его имя. Он заметил на тумбочке телефон. Опять Ямской подслушивает, мелькнула нелепая мысль, нет, Уэсли, поправился он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142