И всякий игрок, который должен федеральному правительству сто пятьдесят тысяч долларов и может держать федеральное правительство в безвыходном положении, конечно, заслуживает нескольких минут времени любой девушки.— Ну, — сказал он, — мисс Томпсон, привет!Я сказала:— Мистер Брангуин, вам не следовало посылать эти чудные орхидеи.— Почему нет? Это пустяк.Я представила его Альме и Донне.Донна сказала:— Мистер Брангуин, это самые красивые маленькие орхидеи, я никогда не видела ничего подобного. Они изумительны.— Да, — сказал он, переминаясь с ноги на йогу. — Они растут прямо здесь, во Флориде. Это точно.Альма прицепила букетик на груди, где он ужасно дисгармонировал с красной розой. Она ничего не говорила. Она только вздыхала и строила глазки мистеру Брангуину. Я никогда не видела, чтобы так строили глазки в реальной жизни: это проскальзывает иногда в старых телефильмах, и это вызывает у вас странные мысли о том, на что был похож доисторический секс.— Мистер Брангуин, не хотите ли присоединиться к нам? — предложила Донна.Он посмотрел на меня, как будто спрашивал моего разрешения.— О, да, пожалуйста, — сказала я.Он сел между Альмой и Донной, лицом ко мне.— Ну, как дела? Хорошо ли обращается с вами Максвелл Куртене?— Мистер Куртене просто ангельски к нам относится, — сказала Донна. — Он такой щедрый.— Да, Максвелл не такой уж плохой парень, когда захочет себя показать. Эй! О чем это я хотел? Позволите заказать что-нибудь выпить? Что бы вы хотели, девушки?Прежде чем Донна успела открыть рот, я сказала:— Мистер Брангуин, очень любезно с вашей стороны, но мы не пьем ничего.Он казался удивленным.— Нет?— В самом деле, — подтвердила я. — Совершенно ничего.— О, давайте не будем. Как насчет коньяка?— О, братишка, -сказала Донна. — Я бы выпила коньяку!— Ах, коньяк, — сказала Альма.— Совершенно ничего, — возразила я. Я даже не могла понять: как я оказалась в таком положении? Каким это образом я заговорила спокойным твердым голосом анонимных алкоголиков?— Коньяк не может принести вреда, — продолжал настаивать мистер Брангуин. — Позвольте позвать официанта…— Послушайте, мистер Брангуин, таково правило, и все, — сказала я.-Нам запрещено пить на публике. Какое-то время.— Нам нельзя пить и по секрету, втихаря… временно, — прибавила Донна.Мистер Брангуин искренне возмутился:— Что за чушь? Разве вы не в Америке? У вас были те же сложности на самолете, мисс Томпсон. Послушайте, если «Магна интернэшнл эйрлайнз» так обращается со своими девушками, я перестану летать самолетами этой компании. Существует множество других компаний. Слава Богу, вам ведь больше восемнадцати, не так ли?— Да, — подтвердила я.— Ну тогда что плохого в том, чтобы просто выпить?Мы некоторое время продолжали обсуждать этот животрепещущий вопрос, ходя кругами и, разумеется, никуда не приходя, но всплыла одна важная вещь. Донна оказалась совершенно восхитительной, Альма была невероятно лакомой, и мне не оставалось места в компании такого уровня; тем не менее мистер Брангуин сохранял верность нашей дружбе, которая возникла, когда мы сидели рядом в самолёте. Я чувствовала это. Такое происходит между людьми странным сверхчувственным образом. Он смотрел на меня с выражением недоумения в глазах, а когда отводил свой взгляд, в нем сохранялось это недоумение, и я знала, что уже заняла определенное место в его мыслях. Это было лестно. Его проблема заключалась в том, как в присутствии других девушек за столом выразить себя; и наконец он сказал:— Что ж, если вы не можете пить, я думаю, вы не можете пить… А, мисс Томпсон?— Да?Он не смог смотреть мне в глаза.— Вы видели террасу, где танцуют? Вот там. Очень славная.— Я уже восхищалась ею.Он прокашлялся:— Не хотите ли покрутиться?О Боже мой! Как все сложно! Я пыталась вспомнить правила с первого по тысячное — говорилось ли что-нибудь о танцах под китайскими светильниками, разрешалось ли заключенным покрутиться на террасе?— Иди, Кэрол! — засмеялась Донна. Она знала, почему я колеблюсь. — Оркестр звучит сказочно.Это было правдой. Играли южноамериканские мелодии, очень нежно, и на протяжении всего ужина я понимала это. Когда южноамериканская музыка звучит сладко и тихо, мой сахар в крови взмывает резко вверх.Я сказала:— Я с удовольствием потанцую, мистер Брангуин, Но только один танец. Потом нам пора в, номер.Он шел впереди меня, и, когда мы подошли к террасе, я увидела мистера Гаррисона, сидящего за столом с мужчиной в очках в роговой оправе, который не произнес речь. Оба холодно уставились на меня.Я готова была провалиться сквозь землю. Я хотела буквально умереть, испариться, слиться с великим небытием. Теперь это звучит абсурдно, но единственное, него я хотела, — это раствориться в струйке голубого дыма. Я чувствовала себя чертовски виновной, хотя даже и не знала, в чем моя вина.Я улыбнулась мистеру Гаррисону. Я улыбнулась самым милым, дружеским образом, каким только может улыбаться девушка мужчине в подобных обстоятельствах.Он посмотрел мне вслед, как если бы я была одной из самых отвратительных каменных баб, высеченных на острове Пасхи. Я погорела, я знала это. Я делала все возможное, чтобы соблюдать правила, и, как обычно случается, плюхнулась лицом в грязь.Проклятая невезуха! Всякий раз, когда ты готов исчезнуть в струйке голубого дыма, твой ангел-хранитель покидает тебя, заставляя самого выкручиваться из создавшегося положения. Я едва могла ползти за мистером Брангуином, и мелодичная тихая румба, которую исполнял оркестр на террасе, звучала для меня похоронной песнью.— Мистер Брангуин, простите, — сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123