Тем более, что эта разграничительная черта между ними, на которую она соглашалась хладнокровно и «по-взрослому», только добавляла таинственности и романтичности их отношениям.
Порой, когда было безопасно, Лаура оставалась у него на ночь. Утром они вновь занимались любовью. Их ласки за считанные мгновения выводили обоих из состояния сонливости и пробуждали страстные желания.
После он любил усаживать ее на кровати голой – ее тело освещалось мягким утренним светом из окна – и рассказывать ей о том, как бы он ее рисовал, если бы все еще продолжал практиковаться в этом. Он говорил о картинах Мане и о его знаменитой модели Викторине, он напоминал о Пикассо и его Доре. Потом объяснял восторженной Лауре каким образом ее собственная телесная красота вдохновляла бы на написание великих полотен.
Они часто любовались картиной юной девушки, которая висела тут же, в спальне. Он вставал за спиной у Лауры, клал свои руки ей на бедра и прижимался к ней своим членом. Его размеренные, томные ласки приводили ее в трепет, и она, разглядывала картину, держала полузакрыв глаза от наслаждения.
Ей все время казалось, что изображенная на полотне девушка день ото дня все больше и больше становится похожей на нее. А, может, это она сама все больше и больше напоминает портрет, изменяясь под влиянием встреч с Натом?.. Лаура не знала, что тут более верно. Ей казалось, что она живет во сне, в таком, какие были у Дориана Грея, где цветовая гамма картины сообщается с самыми потаенными уголками ее души, самой ее сущности.
– Каждый раз она мне кажется разной, – проговорила Лаура глядя на холст.
– Все больше напоминает тебе себя? – с улыбкой спросил он, как всегда прочитав ее мысли.
Она кивнула.
– Возможно, ты изменила ее, – ответил он задумчиво. – Да я точно знаю, что так и произошло. Мне она кажется также совсем не такой, какой была раньше. Это благодаря тебе. Нам еще очень мало известно о возможности соприкосновения и взаимовлияния одушевленного и неодушевленного миров, но я думаю, что это как раз один из подобных случаев. На свете нет ничего неизменного, постоянного. Все меняется. Надо только суметь оказать нужное влияние в нужном направлении.
Лаура прислушивалась к его словам, которые, как и все в его устах, казались ей волшебными, и блаженно улыбалась.
В последнее время, посещая его занятия и прислушиваясь к его речи, она испытывала совсем другие чувства, чем раньше. Она была уверена в том, что понимает его лучше, чем кто бы то ни было другой. Ей казалось, что она лучше всех знает этого человека. Ей казалось, что только она способна правильно записать его мысли, которые он облекал в словесную оболочку и доводил до сведения присутствующих своим бархатным голосом. Она считала, что может обнять умом весь его курс полностью, как она обнимала своими руками все его тело. Под его влиянием, как она чувствовала, ее интеллектуальный уровень поднимается на такие высоты, о которых она и мечтать не смела в тот день, когда впервые переступила порог этого лекционного зала.
В то же время ее одолевали и другие сказочные мысли и переживания. Она устремляла свой пристальный взгляд через ряды парт, поверх голов своих однокурсников, на сцену, где взад-вперед расхаживал на своих сильных, пружинящих ногах Натаниель Клир, она любовалась энергичными жестами его рук, затаив дыхание, наблюдала за тем, как дышит его грудь под свитером… и не могла втайне не преисполниться душевного трепета и гордости за то, что только она одна знала точно в этом зале, как именно выглядит это тело без всякой одежды. И эти сильные руки, которыми он столь оживленно жестикулировал на сцене, уже давно помнили наизусть все самые сокровенные места ее собственного тела. Как и его губы, с которых сейчас слетали слова, казавшиеся Лауре неземной музыкой и заставлявшие весь зал замереть в благоговении на все время занятия.
Ее отделяло от сцены, на которой он стоял, семьдесят футов пространства, ряды стульев, студенты-однокурсники. Господи, какой смешной и иллюзорной казалась ей эта преграда! Даже сидя на последней парте, в противоположном конце зала, она все равно считала, что находится в его объятиях, соблазняется его мягким голосом и плывет в волнах наслаждения только от сознания своей принадлежности ему… Влияние, которое он оказывал на нее, было настолько сильным и всеохватывающим, что она порой спрашивала себя: а не заметна ли окружающим перемена, произошедшая с ней в результате общения с Натом?
Однажды, она почти убедилась в том, что эта перемена не просто заметна, а прямо-таки кричит о себе. И окружающие уже давно обсуждают ее.
Она сидела, как и обычно, в самом дальнем конце от сцены лекционного зала. Лаура любила уходить на самый последний ряд, подчеркивая тем самым, что ее ничто не может разделить с любимым и что физическое расстояние между ними – всего лишь жалкая химера. Снисходительно оглядывая ряды студентов, она вдруг обратила внимание на небольшую группу почитательниц обаяния профессора Клира с хорошенькой Сандрой Рихтер во главе.
Девушки несколько раз украдкой оборачивались на Лауру, и та, заметив это, совершенно справедливо решила, что разговор между болтушками вертится именно вокруг ее персоны.
Поначалу эта мысль была ей очень неприятна. Лаура была смущена и чувствовала себя в чем-то виноватой. Как будто упрекала себя за то, что выдала себя чем-то, где-то допустила промашку. Но потом она успокоилась и даже почувствовала что-то вроде гордости за себя, ибо знала, с какой неуемной жаждой каждая из этих девчонок мечтает о близости с Клиром. Однако, об этом они могут только фантазировать, в то время как для нее эта близость является достигнутой целью, реальной действительностью, содержанием жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153