– Папа? Это я.
– Сейчас я позову мать.
По телефону он разговаривал формально и грубо, как будто так и не привык им пользоваться. Как будто мы с ним никогда не встречались. Как будто я торговый представитель какой-то паршивой компании и пытаюсь втюхать ему что-то такое, что ему совершенно не нужно.
– Папа? Ты смотрел вчерашнее шоу?
Я знал, что смотрел. Они всегда смотрели мое шоу.
Последовала пауза.
– Да уж, выступление получилось, я тебе скажу… – вздохнул отец.
Я знал, что ему все это должно было страшно не понравиться: ругань, драка, политика. Он и раньше возмущался обилием рекламы. Но мне хотелось, чтобы он сказал мне, что все это неважно. Что я прощен.
– Это прямой эфир, папа, – сказал я с принужденным смешком. – Нельзя предсказать, что может произойти.
Старик фыркнул:
– Такие скандалы мне не в масть.
Где-то в девяностые годы отец вдруг начал употреблять жаргон шестидесятых.
Его речь была сдобрена всяческими «ни в жисть» и «не в масть». Пройдет еще лет тридцать, и он будет приходить за пенсией, ковыляя в стареньких «прикидах» и при этом заявляя, что его постоянно то «плющит», то «колбасит». Но к тому моменту никто уже не сможет понять, о чем это он.
– В любом случае, – сказал я, – беспокоиться не о чем. Все под контролем.
– Беспокоиться? Я не беспокоюсь, – ответил он.
В трубке воцарилась звенящая тишина. Я не знал, что ему сказать. Я не знал, как перекинуть мостик через пропасть между нашими разными мирами. Я не знал, что еще сказать ему.
– Сейчас я позову мать…
Пока он отправлялся за матерью, в комнату вошел Пэт. Он был в пижаме, его светлые волосы торчали во все стороны, глаза, обычно сверкающие, как алмазы от «Тиффани», опухли со сна. Я протянул к нему руки, внезапно с острой болью ощутив, как сильно я люблю его. Сын прошел мимо меня и направился прямиком к видеомагнитофону.
– Пэт, милый, подойди сюда!
Он неохотно приблизился ко мне, сжимая кассету «Возвращение джедая». Я посадил его к себе на колени. От него шел тот удивительный сладкий запах, которым пахнут только что проснувшиеся дети. Он широко зевнул, и я поцеловал его в щеку. Его кожа была такая новенькая, такая нежная. Самая мягкая в мире.
Мне до сих пор казалось, что это самый красивый ребенок на свете – белокурый ангелочек, соскользнувший с облака по дороге в небесный магазин видеокассет.
Действительно ли он настолько симпатичный? Или это внушает моя родительская любовь? Может, любой ребенок кажется своему родителю таким красивым? Я по-прежнему не знаю.
– Ну, как, хорошо было у бабушки с дедушкой? – спросил я.
Пэт несколько секунд поразмышлял над этим вопросом.
– У них нет хороших фильмов, – высказался он.
– А какие у них есть фильмы?
– Глупые. Только такие… с картинками.
– Ты имеешь в виду мультики?
– Да. Только картинки. Для малышей.
Я возмутился:
– Пэт, они не для малышей. Тебе что, не нравится Дамбо, слоненок с большими ушами? Бедный маленький слоненок, над которым все смеются?
– Дамбо – дурак.
– Дамбо классный! Что в нем плохого? Господи, да я сам вырос вместе с Дамбо!
Я собирался прочесть ему лекцию о гении Уолта Диснея, величии мультипликационного искусства и волшебстве детства, но тут к телефону подошла моя мама.
– Гарри? Мы так беспокоились! Что теперь будет? Ты потеряешь работу?
– Нет, мама, я не потеряю работу. То, что произошло вчера вечером, – это как раз мы и называем хорошим телевидением.
– Точно, милый? Мне казалось, ты говорил, что хорошее телевидение – это когда гость нападает на ведущего. Я не знала, что в обратную сторону это правило тоже срабатывает.
– Все будет хорошо, – успокоил ее я, хотя в чем-то она была права. Во всех потасовках на ток– шоу, которые я мог вспомнить, дубасили ведущего. Но не наоборот. – Со мной скоро подпишут новый контракт. Не беспокойся, мама, пока что нам не придется отправлять Пэта в трубочисты.
– А что случилось с Джиной? Она кажется такой… Ну, не знаю… расстроенной, что ли.
– У Джины все в порядке, – уверенно произнес я. – С чего бы это Джине быть расстроенной?
После того как я повесил трубку, Пэт кинулся к видеомагнитофону и засунул внутрь кассету «Возвращение джедая». Фильм начался с того места, на котором остановился в прошлый раз: Принцесса Лея, одетая как рабыня, сидела у ног Джаббы Хатта. С отвисших губ отвратительного Джаббы, любовавшегося своей сексапильной наложницей, капала слюна. Мой четырехлетний сын бесстрастно взирал на эту сцену. Я полагаю, ему не мог пойти на пользу такой сюжет?
– Давай поиграем, – предложил я.
Он просиял.
– Давай!
– Во что ты хочешь играть?
– В звездные войны.
Улыбаясь до ушей, он приволок из своей комнаты ящик с игрушками и высыпал на ковер все то, благодаря чему Джордж Лукас стал знаменит. Я сидел на полу рядом с сыном, пока он осторожно водил Хана, Люка, Чуй и двух дроидов вокруг серого пластмассового «Миллениум Фалькона».
– Принцессу Лею ухватили в плен на Звезде Смерти, – сказал Пэт.
– Захватили в плен, – поправил я. – Она захвачена в плен.
– Находится в плене, – настаивал он. – Мы должны спасти се, пап.
– Хорошо.
Я немножко поиграл со своим сыном, ведь обычно я уделял этому слишком мало времени, но уже спустя минут пять или десять понял, что надо ехать на работу. День обещал быть долгим и сложным.
Пэт расстроился, что папа прервал игру, но снова приободрился, когда я включил ему Принцессу Лею в виде рабыни. Ему очень нравилась эта сцена.
* * *
О нас писали во всех газетах.
Солидные издания расценили инцидент с Клиффом как симптом окончательного упадка нашей телестанции, охотящейся за дешевыми сенсациями в мире, перегруженном ненужными визуальными впечатлениями, где ни на что надолго не хватает внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95