Прыжок
запланирован самим устройством канатной дороги, и от мнимой
опасности вас ограждает покойная как сфинкс бабушка, но лязгая
дверцей перед тем, как оторваться от земли, вы волей-неволей
безмолвно произносите: "Повезло". Поразительно, что именно
здесь, в качающемся над условной пропастью ведерке, вы очень
быстро принимаете удобную позу и даже пытаетесь расслабиться,
хотя только встав на твердую землю, осознаете, что это не
удалось. Лучше всего путешествовать в одиночестве -- это еще
одна реминисценция из детства, ведь тогда мир за металлическим
забралом дверцы существовал для вас одного. Честно говоря, в те
времена меня не особо смущал очевидный факт моей подвешенности:
весь мир (вернее, тот, кто осознает этот мир) болтался на одном
железном пальце, ухватившемся за трос. Будь я мальчиком с
техническим складом ума, меня, возможно, посетила бы мысль о
невесомости, но теперь более всего хочется, чтобы палец никогда
не разжался. Разумеется, этого не произойдет; более того, на
каждом столбе, поддерживающем канатку, глядит вам в лицо
устрашающий щит, гласящий: "Вагоны не раскачивать! ОПАСНО".
Действительно, раскачивать вагончик совершенно не хочется, тем
более, что он сам без конца подпрыгивает и дребезжит, наглядно
демонстрируя истину, указанную на щите.
Оглядывая окрестности из-за бортов ведерка, вы открываете,
что именно ограниченность вашего пространства, его целостность
и ненарушимость и есть причина тайного наслаждения, влекущего
сюда теперь уже редких пассажиров. Есть нечто шаманское в этом
вибрирующем движении между небом и землей, есть здесь некое
торжество без риска, удовольствие без страха, и наконец где-то
в печенках колышется невыразимый экстаз от ощущения того, что
вы знаете, как и кем устроена эта штука, что она понятна и
безопасна. Лично мне доставляет особую радость некое
постоянство, заложенное в канатной дороге человеческим разумом
-- именно здесь он торжествует над непостижимостью бытия. Жаль,
мы не американцы, и нам не дано (в силу, вероятно,
укоренившейся традиции) наслаждаться еще и тем, что за все
уплачено, а значит, мы действительно занимаем в этой вселенной
положенное нам место. Здесь скрывается повод для особой
гордости, но излишняя приверженность размышлениям в этом деле
только вредит.
Однако путешествие пока еще продолжается, и, вдоволь
насладившись однообразным пейзажем, вы начинаете с любопытством
разглядывать соседние вагончики. Все они пронумерованы;
например, вы можете заметить, что прямо перед вами движется
ведерко номер 13, и испытать радость по поводу того, что вы
благополучно избежали несчастливого номера. 13-й недавно
покрашен в серое и по сравнению с другими, облезлыми, выглядит
нарядным -- вероятно, для того, чтобы заманить в ловушку
незадачливого путешественника. Впрочем, вы, конечно, понимаете,
что ваши шансы и шансы гипотетических пассажиров 13-го
абсолютно равны, однако некоторое сомнение не покидает вас,
пока вы думаете об этом.
Чем занимают себя люди, перемещаясь по канатной дороге из
пункта "а" в пункт "б"? Вот парочка: он набросил ей на плечи
свою куртку (наверху прохладно) и нежно обнимает ее за плечи, а
она рискованно свесилась вниз, и волосы ее треплет ветер. Как
бы не выпала, думаете вы, но гоните от себя эту мысль -- тем
более, что девушкин спутник выглядит весьма надежным. Вот они,
по неумолимому закону канатки, остались далеко позади, а вы все
еще не успели перестать думать о них, как взгляд схватывает
новую парочку. Это иностранцы -- китайцы или корейцы -- и,
вероятно, канатка им в диковинку. Они возбужденно
переговариваются между собой на непонятном птичьем наречии; вы
никогда их не поймете, и на мгновение от этого становится
грустно. Впрочем, о чем они могут говорить и будет ли интересен
перевод этих пиликающих звуков, которые, пока вы размышляли,
затерялись среди настоящих птичьих криков? Ласточки здесь
близко -- по крайней мере, в данную секунду можно причислить
себя к сонму обитателей эфира. С земли доносится лай собак, и
этот контраст лишний раз подчеркивает ваше теперишнее положение
в пространстве.
Один за другим проплывают одинокие вагончики. Вот очень
странный -- весь забран решеткой. О нем неинтересно думать, и
вы переводите взгляд с неба на землю и обратно. Отчего-то
всплывают в памяти китайцы: они называли свою империю
"Поднебесной". Наверное, с точки зрения ласточек это и имеет
какой-то смысл, но здесь, в громыхающем под небесами ведре,
аналогия выглядит неуместной или двусмысленной. На какой-то
момент внизу открывается ровная, устланная мягкой травой
поляна; вагончик движется метрах в пятнадцати над ней, и
отчего-то очень хочется прыгнуть, уткнувшись лицом в ароматные
волны; должно быть, эта мысль также запланирована устроителями
канатки: в соседнем вагончике раздаются крики и призывный смех;
юноша, размахивая недопитой пивной бутылкой, делает вид, что
собирается вниз, а неумело покрашенные в блондинок девушки как
бы пытаются его отговорить. Самое забавное, что прыгнуть
действительно можно (и безопасно), но это будет уже совершенно
другой аттракцион, нарушающий мудрые законы канатки, согласно
которым одного желания "сойти с поезда" уже совершенно
достаточно для успешной, полной впечатлений поездки.
Путешествие занимает немного времени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14