– Я подумала – настал конец света, – возбужденно говорила женщина, хватая сигарету. – Будто небо обрушилось, да… Это я уже сейчас понимаю, что он подскочил сзади и дал мне по голове… А тогда…
Тогда она упала на землю, совершенно не понимая, что происходит. Шею что-то перехватило так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. Опять же только теперь она поняла, что это была удавка. Но уже тогда сообразила, что сзади навалился мужчина и душит ее, явно не собираясь оставлять в живых.
– Я перевернулась на спину, а он насел на меня сверху и душил. – У нее тряслась рука, и сигарета так и прыгала в пальцах.
– Ты рассмотрела его?
Нет, она его не рассмотрела. Марина даже засмеялась в ответ – как бы она смогла его увидеть, темно, хоть глаз выколи! Видела только, что это мужчина, наверное, он был пошире в плечах, чем ее муж, кажется, не старый… Он не сказал ни слова, не издал ни звука… Она же только и успела понять, что сейчас умрет, – вот и сделала единственное усилие, на которое еще была способна.
– Руку он мне не вывихивал, – почти радостно сообщила она сестре. – Это я сама. У меня рука была подвернута под спину, и я вдруг подумала: умираю же, неужто даже перекреститься не дадут? Ну я и стала ее вытаскивать из-под себя… Дернулась, у него удавка чуть ослабла. И тут я как заору!
– О, мама… – только и смогла произнести Алина. Рассказ сестры был, безусловно, ошеломляющим и фантастичным, но она поверила ему – с той самой секунды, когда услыхала, что та попыталась перекреститься. Это было так в духе ее старшей сестры, которая никогда не умела как следует разозлиться и ответить на насилие насилием! Перекреститься?! Да если бы душили ее, Алину, она бы думала только о том, как бы вцепиться в рожу этому гаду! Если бы только удалось вырвать руку…
– И тут он меня бросил и убежал, – неожиданно закончила рассказ Марина.
– Как?
– Да вот так… Только я его и видела… О Господи, да я и не смотрела на него, просто встала на четвереньки и поползла домой… А уж когда залезла сюда! Ты не представляешь себе… – Она обвела взглядом стены кухни, обшитые новенькой желтой вагонкой. – Сижу я тут на полу и думаю: может, я уже померла и это не наша дача? Потому что, понимаешь, я думала, что смерть пришла. А потом, как сообразила, что жива, что это все настоящее… Я была такая счастливая! Наверное, никогда в жизни такой счастливой не была!
И она расплакалась, по-прежнему не снимая очков. Из-под оправы выбежала сперва одна слеза, потом другая, Марина слизнула их с подбородка.
– А дети? Дети были тут?
Дети были на даче, но они уже легли спать, не дожидаясь возвращения матери. Десятилетний Илья и семилетняя Катя даже не узнали, что в тот вечер случилось с их матерью. Всю ночь та мучилась сомнениями: разбудить их, попросить помощи? Потому что чувствовала себя ужасно. Но потом решила не пугать детей. Зато нашла в себе силы выбраться из дому и постучать к соседке – та жила в другой половине дома, но эти половины не сообщались, и участок был разгорожен забором, без внутренней калитки. Пришлось выйти на улицу – но нападение не повторилось, там не было ни души. Соседка тоже ворот никогда не запирала, и Марина, зайдя к ней, сообщила о том, что случилось, и попросила совета.
– И что баба Люба?
– Ой, лучше бы я к ней не ходила! – Марина наконец сняла очки и промокнула щеки рукавом водолазки. – Ее чуть инфаркт не хватил от моего вида. А я же не знала, как выгляжу, мне страшно было в зеркало посмотреть…
– Да, баба Люба, наверное, решила, что это оборотень, – вырвалось у Алины. – Сейчас как раз полнолуние!
Сестры посмотрели друг на друга и неожиданно захохотали. Причем младшая – истерично, а Марина – от всей души, хлопая в ладоши и приговаривая:
– Бедная бабка, до меня только сейчас дошло… Только сейчас… Глаза-то мои, глаза!
Но смех скоро оборвался. Алина потребовала отчитаться: обращалась ли сестра в больницу, в милицию? Да, в больницу она обратилась – в Москве, на другой день, когда отвозила детей к родителям. Дети, к слову, так ничего и не знают, да и мама тоже – даже черные очки ее не насторожили, день был солнечный. Марина быстро отделалась от детей, сказав, что колонка барахлит и мыться на даче теперь невозможно. Потом поехала в больницу.
– Мне доктор сказал, что есть опасность для жизни, – гордо сообщила она.
Алина хлопнула себя по колену:
– Так что ж ты, дура, тут сидишь?!
– Я не хочу в больницу, ненавижу больницы!
Это было правдой – полтора года назад сестра чуть не умерла от обыкновенного аппендицита, потому что неделю терпела боль, передвигаясь по квартире чуть не ползком, только чтобы не контактировать с людьми в белых халатах. Доктор, во всяком случае, осмотрел ей шею, прослушал сердце, потребовал сделать энцефалограмму, потому что подозревал, кроме всего прочего, сотрясение мозга. Плечо было вывихнуто, но его вправили и перевязали. Марина лелеяла слабую надежду, что глаза пройдут сами собой, – ведь они-то совсем не болели, и видела она нормально. Но пугающий кровавый цвет белков никак не желал сходить.
– Короче, во вторник я все-таки лягу в больницу, – грустно сказала она.
– Так, а почему не в понедельник?
– В понедельник вернется Вася, тогда и лягу.
– Без Васи – никак?
– Ну ладно тебе… Я так хочу.
И это была точка. Алина слишком хорошо знала свою сестру, чтобы переубеждать ее и дальше. Марина могла быть кроткой, даже безответной. Но когда она говорила «хочу» или «не хочу» таким тоном – спорить было бесполезно. Причем обычно она упорствовала во вред себе.
– Ты мазохистка, – вынесла приговор младшая сестра. – Смерти ищешь? Ладно, детей ты отсюда сплавила, но какого черта сама сидишь на этой даче?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18