— Не понимаю, — сказал Леоннат. — Нам достаточно лишь протянуть руку, чтобы взять все, что хотим. Этот город чрезвычайно богат, а нам приходится выпрашивать ничтожную сумму.
— Объясняю, — снисходительно вмешался Птолемей. — Видишь ли, теперь Милет является частью нашего царства, и вредить ему — значит вредить македонскому городу, такому же, как Эги или Драбеск.
— Однако царь Филипп не рассуждал подобным образом, когда брал Олинф и Потидею, — возразил Черный.
Александр весь окаменел, но ничего не ответил. Другие тоже промолчали. Тишину нарушил Селевк:
— Тогда были другие времена, Черный. Тогда царь Филипп должен был преподать урок, а теперь мы объединяем весь греческий мир в единую страну.
Тут слово взял Парменион:
— Люди, нас не должны занимать подобные проблемы. Осталось освободить лишь Галикарнас. Сделаем последнее усилие, и наша задача будет выполнена.
— Ты так думаешь? — спросил его Александр с некоторой обидой. — Я никогда не заявлял ничего подобного и никогда не устанавливал ни границ, ни сроков нашего похода. Но если тебе что-то не нравится, можешь в любое время вернуться назад.
Парменион потупился и закусил губу.
— Мой отец не хотел…— начал было Филот.
— Я прекрасно понял, что хотел сказать твой отец, — перебил его Александр, — и я вовсе не собирался унижать старого солдата. Но у Пармениона за спиной множество сражений, осад, ночных бдений, и годы его уже не юные. Никто не упрекнет его, если он захочет вернуться на родину, на вполне заслуженный отдых.
Парменион поднял голову и обвел всех взглядом, как старый лев, окруженный обнаглевшими щенками.
— Я не нуждаюсь ни в каком отдыхе, — проговорил он, — и любого из вас, не считая царя, — но все прекрасно поняли, что он имел в виду «включая царя», — я еще могу поучить, как держать в руках меч. Однако если мне позволят решать этот вопрос самому, то единственный способ отправить меня на родину до завершения похода — это в виде праха, в погребальной урне.
Снова последовало долгое молчание, которое, наконец, нарушил Александр:
— Именно это я и ожидал услышать. Парменион останется с нами и поддержит нас своей доблестью и опытом. Мы от всего сердца благодарны ему за это. А теперь, — продолжил он, — я должен сообщить вам о непростом решении, которое я принял в последние часы после долгих размышлений. Я решил отказаться от флота.
Слова царя вызвали ропот в царском шатре.
— Ты решил отказаться от флота? — не веря, переспросил Неарх.
— Именно так, — невозмутимо подтвердил царь. — Нам хватит двадцати кораблей, чтобы перевозить в разобранном виде стенобитные машины. Мы будем продвигаться по суше и захватывать побережье и порты. Таким образом, у персидского флота не останется ни причалов, ни мест для пополнения запасов провизии.
— Они всегда могут высадиться в Македонии, — предупредил Неарх.
— Я уже послал письмо Антипатру с просьбой быть начеку. Да и в любом случае, вряд ли они это сделают.
— Такое решение наверняка сэкономит нам еще по сто пятьдесят талантов в день, при нашей-то нехватке денег, — вмешался Евмен. — Хотя я бы не стал сводить все только к деньгам.
— Кроме того, — добавил царь, — сам факт, что у нас больше нет пути отступления по морю, окажет на людей определенное влияние. Завтра я лично сообщу о своем решении Карилаю. Ты, Неарх, примешь командование тем маленьким флотом, что у нас останется. Он невелик, но очень важен.
— Как тебе будет угодно, государь, — подчинился адмирал. — Будем надеяться, что ты прав.
— Конечно, он прав, — отозвался Гефестион. — Сколько я его знаю, он никогда не ошибался. Я — с Александром.
— И я тоже, — заявил Птолемей. — А афиняне нам не нужны. И потом, я уверен, что очень скоро они нам выставят счет за свою службу, и сумма будет немалая.
— Значит, все согласны? — спросил царь.
Все закивали в знак согласия, за исключением Пармениона и Черного.
— Мы с Клитом возражаем, — сказал Парменион, — но это ничего не значит. До сих пор царь демонстрировал, что не нуждается в наших советах. Тем не менее, он знает, что всегда может рассчитывать на нашу преданность и поддержку.
— Ваша поддержка мне необходима, — заявил Александр. — Если бы не Черный, мои приключения в Азии уже закончились бы. При Гранике он отсек руку, готовую отрубить мне голову, и я этого не забуду. А теперь поедим, что-то я проголодался! Завтра соберу войско и сообщу ему новость.
Евмен распустил собрание и распорядился вручить приглашения на ужин афинским командирам, а, кроме того — Каллисфену, Апеллесу и Кампаспе, что было воспринято всеми с энтузиазмом. Он также велел привести «подруг», очень симпатичных и умеющих внести оживление в молодую компанию. Все они были милетянки, изящные и утонченные, сияющие смуглой таинственной красотой восточных богинь, дочери мужчин, пришедших с моря, и женщин, спустившихся по рекам с великих азиатских плоскогорий.
— Дайте одну Пармениону! — крикнул Леоннат. — Посмотрим, может ли он еще поучить нас, как орудовать палкой, а не только мечом!
Шутка вызвала всеобщий хохот и разрядила напряжение. Хотя бояться никто не боялся, но предстоящий отказ от флота был определенной потерей, которая несла в себе предзнаменование: родина оставалась позади, и, быть может, навсегда.
Вскоре после начала пирушки Александр встал и собрался к выходу. Кипрское вино немножко оглушило его. Смущала все возрастающая раскованность Кампаспы, которая пила и ела, орудуя исключительно левой рукой, хотя вовсе не была левшой — просто правая была постоянно занята другим.
Оказавшись снаружи, царь велел подать Букефала и галопом понесся прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103