Но если вы поможете найти мне моего ребенка...
— Попытаюсь.
Генрих взглянул на небо, которое в эту минуту было все усыпано звездами, и сказал:
— Какая чудная ночь! Дайте мне вашу руку.
Ренэ протянул руку. Генрих взял ее, продолжая смотреть на звезды.
Вдруг он подавил крик.
— Ренэ,— спросил он,— вы идете в Лувр?
— Да.
— Не ходите туда!
— Почему?
— Не знаю, но с вами там случится несчастье.
— Неужели! Но я должен пойти.
— Не ходите!
— Королева ждет меня.
— Вы ничего не потеряли прошлой ночью? Ренэ вздрогнул.
— Я не знаю, что это такое, но я вижу два предмета, форму которых я не могу определить.
Ренэ побледнел, вспомнив о своем кинжале и ключе.
— Не ходите в Лувр,— повторил Генрих,— потому что вещи, которых я не могу определить...
— Что же?
— Они принесут вам несчастье. Не ходите туда.
Генрих говорил с таким убеждением, что произвел
сильное впечатление на флорентийца.
Ренэ колебался с минуту и хотел было вернуться обратно.
В этот час каждый вечер его ждала королева-мать. И хотя перед Ренэ трепетала вся Франция, достаточно было Екатерине нахмурить брови, чтобы заставить его задрожать.
— Я должен пойти! — сказал он.— Если звезда моя погаснет, значит, так назначено судьбой,— грустно прибавил он.— Прощайте, господа.
И этот человек, еще накануне столь надменный, пошел с поникшей головой и с отчаянием в душе.
Исчезновение Годольфина, бывшего для него таинственной книгой, из которой он черпал свое влияние на королеву-мать, испугало его и привело в смятение.
В то время, когда Генрих и Ноэ сделали вид, будто удаляются от Лувра, Ренэ вошел туда через маленькую дверь, у которой на часах стоял швейцарец и через которую день назад Нанси провела Генриха, провожая его к принцессе Маргарите.
Ренэ поднялся по той же самой темной лестнице. Но вместо того, чтобы пойти по коридору налево, он взял направо и направился к апартаментам королевы-матери.
Ренэ обыкновенно входил через дверь, которая вела из уборной в спальню королевы. Дверь эта запиралась только на задвижку.
Ренэ отпер ее и вошел в уборную. Затем, ориентируясь на свет, он прошел в спальню.
Там никого не было. Но на столе стояла лампа, а бумаги были разбросаны. Перед столом стояло большое кресло.
«Королева где-нибудь поблизости»,— подумал Ренэ.
Действительно, не успел он прислониться к камину, украшенному гербом Франции, как в соседней комнате раздались шаги королевы-матери.
Екатерина, выйдя от дочери, пошла было к королю. Но король успел уже запереться в своем кабинете, и часовой, стоявший у его двери, не пропустил королеву.
— Король не принимает,— сказал он.
— Даже меня?
— Именно относительно вашего величества и отдано приказание,— ответил солдат.
Екатерина вернулась к себе вне себя от гнева, когда увидала Ренэ.
Королева была так сердита, что в первую минуту при взгляде на Ренэ слова замерли на ее губах.
— Ваше величество! — вскричал флорентиец, не предвидевший грозу, готовую разразиться.— Ваше величество! Я пришел просить у вас правосудия.
— Правосудия! — сказала королева, отступив на шаг.
— Да, ваше величество.
— Что же такое с тобою сделали, Ренэ! — крикнула королева, страшного раздражения которой Ренэ все еще не замечал.
— Убили или украли — этого не знаю — моего ребенка!
— А,— промолвила Екатерина с тем изумительным хладнокровием, которое умеют иногда напускать на себя женщины, и посмотрела на своего парфюмера.— Странно вот что, бедный Ренэ,— прибавила она,— как это в Париже творятся такие необычайные вещи. В то время как у тебя похищали твоего ребенка...
— Что же случилось? — с любопытством спросил Ренэ, заметивший наконец, что королева бледна, а в глазах ее сверкает злоба.
— В это же время,— продолжала Екатерина,— на улице Урс убили купца, старика, женщину и ландскнехта.
— В самом деле? — воскликнул Ренэ, голос которого вдруг задрожал.
— Убийца забыл в доме ключ и кинжал.
Ренэ побледнел как смерть.
— И этот кинжал,— вскрикнула Екатерина, не в силах долее сдерживать свой гнев,— твой, негодяй!
Екатерина смерила флорентийца с ног до головы уничтожающим взглядом.
— Ваше величество,— пролепетал он,— вы разрешили мне, вы...
— Молчи, злодей!
Ренэ опустил голову и задрожал. Екатерина продолжала:
— На этот раз я не буду покровительствовать тебе, и без того весь двор ненавидит меня.
— Ваше величество...
— Купеческий староста приходил к королю просить свершить правосудие. Общий голос обвиняет тебя, и король разрешил, чтобы начался суд.
Ренэ дрожал.
— Тебя арестуют, предадут суду парламента, осудят и колесуют живого.
Выговорив последние слова, королева взглянула на Ренэ. Но так как сама Екатерина два дня тому назад сказала, что между нею и флорентийцем было столько тайн, то и на этот раз она почувствовала сострадание к своему парфюмеру.
— Послушай,— сказала она,— я могу дать тебе только один совет — бежать.
Ренэ посмотрел на нее, как потерянный.
— Беги как можно скорее! — прибавила она.
Она указала ему на дверь. На лице ее было написано такое беспокойство, что флорентиец понял, что он не должен колебаться.
Ренэ взял плащ и хотел поцеловать руку королевы. Она оттолкнула его.
— Прочь убийца! — воскликнула она.
Ренэ опустил голову и вышел.
Флорентиец пробежал коридор и хотел уже переступить порог калитки, как швейцарец преградил ему путь алебардой.
— Дурак! — сказал Ренэ, еще не вполне потерявший свою самонадеянность.— Разве ты не узнал меня?
— Вы мессир Ренэ,— сказал швейцарец.
— В таком случае пропусти меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26