Арестованный выдаст коменданту мушкетера, а мушкетер арестованного, и оба попадут в одну тюремную камеру. Будем держаться этого плана! Я пока велю следить за виконтом д'Альби и молодой супругой моего сына. Элеонора, попросите ко мне в кабинет маркизу де Вернейль и моего милостынераздавателя Ришелье, мне надо поговорить с ними. А вы, любезный маршал, на днях представите мне план веселого маскированного бала и список приглашенных. Не жалейте денег! Бал должен быть верхом роскоши и блеска. Выпишите из Парижа лучших художников. Чем больше станут говорить о приготовлениях к балу, тем меньше будут думать, что за ними скрываются планы, которые замечательно ловко предупредят заговор против нас.Виконт в комнатах Анны Австрийской… — размышляла усмехаясь, королева-мать, когда Кончини и Элеонора ушли. — Клянусь, это интересно, и может быть очень выгодно! Надо возбудить ревность в скрытном мрачном Людовике. Он подозрителен, и под влиянием этой страсти в нем сразу замолкнет пробуждающееся желание самому взяться за управление государством. Но прежде всего надо настроить маркизу и Ришелье, они замечательно искусны в таких делах. Таким образом я шутя разгоню мрачные тучи, которые начинают собираться над головой, — заключила Мария Медичи свой монолог, приветливым жестом отвечая на поклон серьезного и молчаливого Ришелье и мило улыбающейся, всегда веселой маркизы Вернейль. XIV. БЕАРНЕЦ Вражда при Дворе, где Анна Австрийская явилась нежным, нетронутым бутоном, росла с каждым днем. Грозные тучи над Луврским дворцом, происхождение которых она не знала, нависали все ниже и ниже. Просто тяжело дышалось, но вскоре даже юная королева почувствовала наконец, что готовится что-то роковое. Она стала верить таким вещам, о возможности которых никогда прежде и не думала, и ее невинные молодые грезы осыпались и исчезали одна за другой. Анна поняла, как фальшивы были ласка и любовь королевы-матери, и со своей стороны вынуждена была прибегнуть к ненавистному ей притворству, чтобы отвечать Марии Медичи тем же.Это было такое же тяжелое и грустное открытие для нее, как и то, что король Людовик, с которым она была связана на всю жизнь, не любит ее. Он постоянно был мрачен и холоден, видимо избегал ее, ни разу не вошел к ней в комнату, ни разу не шепнул ей доброго, ласкового слова.Тяжелое разочарование испытывала ее полная страсти душа, стремившаяся к любви и счастью! А между тем она не смела показать своего горя. Этикет не позволял ей плакать и жаловаться, она должна была величественно и приветливо улыбаться, как полагалось королеве, должна была сиять счастьем, пышно одеваться и хоронить в душе страдание.Вокруг нее были чужие лица, в большинстве своем хитрецы и обманщики. Только на короткие ночные часы уходили от нее придворные дамы, камер-фрау и церемоний-мейстерины… Она, королева, не имела собственной воли, чтобы побыть хотя бы час одной! Все завидовали ей, супруге короля Франции, а она не имела возле себя ни одного верного, преданного, искренне любящего сердца.Но нет, было возле нее сердце, разделявшее все ее чувства. Эстебанья, приехавшая с ней из Мадрида, искренне любила Анну Австрийскую и была неизменно ей предана. Ей молоденькая королева могла поверять свои самые задушевные мысли. Поздно вечером, когда уходили придворные дамы, она могла выплакаться перед ней и рассказать о своих страданиях — у милой донны Эстебаньи всегда находилось слово утешения и добрый совет.Две комнаты Эстебаньи были рядом с кабинетом и будуаром королевы. В любое время дня и ночи Анне Австрийской стоило только позвонить, и верная донна сейчас же являлась к ней. Эта возможность успокаивала ее.Поздно вечером, уйдя к себе в кабинет, Анна Австрийская отпустила своих дам. Донна Эстебанья принесла ей на золотом подносе письма. Эти письма, желанные вести с милой родины, были единственным радостным событием в жизни молодой королевы.— Наконец-то! — воскликнула она, прижимая письма к груди. — Наконец-то вы здесь, милые посланники моей прекрасной родины. От моего брата, инфанта Филиппа…Королева нетерпеливо разорвала конверт, а донна Эстебанья стояла перед ней с необыкновенно серьезным лицом, что редко случалось, так как почти всегда оно бывало покойно и ясно.— Как! — изумилась Анна Австрийская, читая. — Эстебанья, что это значит? И прошлое мое письмо не получили в Мадриде, а я сама отдала его советникам, второе письмо пропадает. Вот и сегодня ко мне не дошло, как я вижу, письмо от одной из моих сестер, что это значит? Мне очень досадно, что мое последнее письмо пропало. Я в нем писала о вещах, которые касаются здешнего двора… Мне непременно нужно узнать, куда же девались мои письма?— Напрасно будете беспокоиться, ваше величество, — ответила донна Эстебанья обычным решительным тоном, — господа советники скажут вам то же, что очень холодно и сухо сказали мне на днях: «Из кабинета аккуратно отправляются все письма, но нельзя поручиться, что некоторые иногда могут затеряться по такой дальней и не везде безопасной дороге, как в Мадрид».— Так и твои тоже пропали? — поспешно спросила Анна Австрийская.— Я разделяю вашу участь, Анна… два мои письма не дошли по назначению, и на мои настойчивые расспросы господа советники постоянно давали тот полууклончивый, полурешительный ответ, который я сейчас передала вам.— Это неслыханные вещи, Эстебанья, такое небрежное отношение к нашим поручениям переходят всякие границы… я пошлю жалобу к моему отеческому двору.— Жалоба тоже не дойдет в Мадрид, — ответила Эстебанья и, увидев, что молодая королева не знает что и думать, прибавила, понизив голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178