Снова появилась течь, несмотря на то, что судно было изрядно проконопачено и починено в Петропавловске. Старый корпус требовал капитального ремонта.
С полудня 27 августа вода в трюме была 28 дюймов , а в полночь 32 дюйма . С северо-востока находила крупная зыбь, и «Надежду» валило с борта на борт.
Глава двадцать четвертая. ЛУЧШЕ ЧТО-НИБУДЬ, ЧЕМ НИЧЕГО
Елена Петровна стояла впереди толпы индейцев. Одета была чисто и на лицо румяна. Рядом, чуть позади, держался индеец в шляпе и панталонах.
Слепцов подошел к супруге командира и поклонился:
— Здравствуйте, сударыня Елена Петровна.
— Здравствуйте, Тимофей Федорович.
Слепцов взглянул на индейца в шляпе и обомлел. Он узнал вождя Ютрамаки, встреченного в первый день кораблекрушения. Индейцы в тот день пытались ограбить промышленных. Однако Слепцов вида не подал и продолжал разговор с Еленой Петровной.
— Как вы чувствовали себя среди диких?
— Прекрасно… Вы задержали родную сестру этого человека, — показала она на индейца в пуховой шляпе. — Вождя большого племени и хорошего человека. Он оказал мне много услуг и обходился со мной прекрасно. Я требую, чтобы эту женщину освободили немедленно.
— Ваш супруг, Елена Петровна, желает освободить пленных не иначе как в размен на вас, — сказал Тараканов.
— Но я не хочу быть с вами, — твердо сказала жена командира. — Я довольна своим состоянием. И вам советую добровольно отдаться в руки вождя племени, у которого я нахожусь. Наш вождь человек прямой и добродетельный, известен по всему здешнему берегу. Он обещал освободить нас всех. Вождь Ютрамаки отлично говорит по-английски.
— Что вы сказали, Елена Петровна, я не верю своим ушам! — Слепцов с недоумением смотрел на жену командира.
— Посмотрите на себя, на своих товарищей, сударь, — продолжала Елена Петровна. — Вы дошли до крайности.
— Опомнитесь, — повторил Слепцов. — Пожалейте несчастного мужа, пожалейте его страстную любовь. Он измучился сам и измучил всех нас.
— Передайте ему мои слова. Возвращаться я не согласна.
Медленно брели мореходы к своему лагерю. Слепцов не знал, как лучше передать несчастному начальнику страшные слова его супруги. Но утаить правду было нельзя.
— Иван Степанович, — сказал Слепцов, отозвав командира в сторону. — Передаю все, что слышал от вашей супруги. — И он рассказал все как было.
— Ваши шутки неуместны, — спокойно произнес командир. — Мы оставим их до другого раза. Говорите правду.
— Я сказал чистую правду.
— Ложь, — прошептал командир. — Не может быть. — Он схватился за голову и несколько минут молчал. — Застрелю! — вдруг дико закричал он. Частые оспины на его лице поблекли. — Застрелю…
Он схватил ружье и бросился к берегу. Но, сделав несколько прыжков, остановился и заплакал.
— Иди, Тимофей Федорович, один, уговори ее. Скажи, что застрелю, умоли ее вернуться.
Слепцов снова пошел к неподвижно стоявшим на берегу индейцам.
— Сударыня, супруг требует вашего возвращения. В случае отказа он застрелит вас.
— Пусть стреляет, лучше смерть, чем голод и скитание по лесам вместе с вами, — с решимостью произнесла Елена Петровна. — В лесах можно попасть в руки кровожадному племени, а теперь я живу с людьми добрыми и человеколюбивыми… Скажите моему мужу, что я презираю его угрозы.
Пришлось Слепцову опять вернуться ни с чем. Командир выслушал на этот раз терпеливо и долго стоял, как человек, лишившийся разума. Очнувшись, зарыдал и свалился на землю.
Кое-как мореходы привели командира в чувство и положили на шинель. Иван Степанович снова заплакал.
Тимофей Федорович, прислонясь к толстому стволу лиственницы, решал сложную задачу. Что делать? Начальник, лишившись своей супруги, оскорбленный в лучших своих чувствах, не понимал сам, что делал, и даже готов был лишить себя жизни. Но ради чего должны погибать все остальные? Может, лучше принять предложение Елены Петровны? И Слепцов решил высказать свои мысли товарищам.
— Друзья, — сказал он. — Я не верю, чтобы Елена Петровна, природная россиянка, обманывала нас по наущению диких. Мы должны ей верить. Лучше отдаться этому племени добровольно, чем бродить по лесам, терпеть голод, холод и, сражаясь с индейцами, изнурить себя вконец.
Иван Степанович перестал плакать и слушал Слепцова, не говоря ни слова. Взор его сделался осмысленным. Остальные мореходы стали возражать.
— Мы не хотим добровольно отдаться в рабство.
— Куда ты ведешь нас, Тимофей Федорович? Опомнись…
— Лучше смерть.
— Ваша воля, ребята, — ответил Слепцов, выслушав мореходов. — Уговаривать больше не буду. Но я твердо решил и ухожу к диким.
— Я согласен с Тимофеем Федоровичем, — поднявшись на ноги, неожиданно сказал командир.
Промышленные не знали, на что решиться, некоторые склонялись на сторону Слепцова.
— Дай подумать, Тимофей Федорович. Утром скажем свое решение.
Переговоры закончились. Индейцы ушли в лес, а мореходы остались ночевать на пригорке.
Утром индейцы снова подошли к лагерю мореходов. Опять пропели песню и стали просить освободить пленных.
Слепцов подозвал к себе вождя Ютрамаки.
— Я, наш командир, и еще несколько русских из команды галиота решили вам покориться. С нами четыре кадьякца. Мы считаем вас честными людьми и уверены, что зла не увидим. Надеемся, что с первым кораблем вы отправите нас домой.
— Вот моя рука, — сказал вождь. — Я исполню все, что сказал. Клянусь прахом моего великого предка ворона… Приглашаю остальных русских довериться мне. В наших местах известно имя нанука Баранова, и я рад услужить ему.
Но мореходы, решившие остаться на свободе, упорно стояли на своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131