— Ну-ну, успокойся, Бартелеми.— Хорошо вам говорить — у вас рядом ангел Божий, господин Сальватор. Да вы этого и заслуживаете, ведь вы живете ради того, чтобы творить добро, и надо совсем потерять голову, чтобы вас обидеть… Ну, все равно! Хоть я и стар, я хороший отец и не заслуживаю, чтобы у меня отнимали дочь! Вот уже три дня я как безумный везде ищу девочку; должно быть, она ее где-то спрятала, может, у своей матери-прощелыги; но я к ней пойти не могу: как только она меня увидит, тут же во все горло орет: «На помощь!»; я и так по ее милости уже провел две ночи в полицейском участке Сен-Мартен… О! Я провел бы там и четыре, и еще шесть, и еще восемь ночей ради встречи с моей девочкой, моей Фифиночкой… Бедненький мой ангелочек! На святого Жана летнего ей два года будет.И великан разрыдался как женщина.— Ну, что я вам говорил? — спросил Сальватор у Жана Робера, с любопытством наблюдавшего за этим необычным зрелищем.— Вы правы, — согласился поэт.— Ладно, ты получишь свою дочь, — пообещал Сальватор.— Вы это сделаете, господин Сальватор?— Ну, раз я обещаю…— Да, вы правы, а я дурак: раз вы обещаете, ясно, что вы сдержите слово… Ох, сделайте это, господин Сальватор, сделайте, и вам, знаете ли, не придется больше спускать меня с лестницы. Вам довольно будет сказать: «Жан Бык, прыгай вниз!» — и я брошусь сам.— Господин Сальватор, — обратился человек, вызвавшийся сходить в больницу, — больница открыта.— Не для меня, надеюсь? — пролепетал Бартелеми.— А для кого же еще? — удивился Сальватор.— Нет, я туда не пойду.— Как это не пойдешь?— Не люблю я больницу: больница хороша для нищего сброда, а я, слава Богу, еще достаточно богат, чтобы лечиться дома.— Да, только вот дома лечение неважное; дома человек ест и пьет не по часам; стоит человеку раза два-три полечиться дома, как делаешь это ты, и в одно прекрасное утро он оказывается в больнице, чтобы выйти оттуда уже в вечный мрак… Идем, Бартелеми, идем!— Не хочу я в больницу, я же вам говорю!..— Будь по-твоему! Возвращайся домой и сам ищи свою дочь, ты мне, в конце концов, начинаешь надоедать!— Господин Сальватор, я пойду куда вы захотите… Господин Сальватор, где больница? Да я боготворю больницу! Вот он я!— В добрый час!— Вы заберете у нее мою Фифиночку, правда?— Обещаю, что не позднее чем через три дня ты о ней услышишь.— Что я должен делать все это время?— Терпеливо ждать.— А можно поскорее, господин Сальватор?— Обещаю тебе сделать все возможное. Ступай!— Да, да, ухожу, господин Сальватор. Ой, как странно! Я не чувствую своих ног: не могу больше идти!Сальватор подал знак — два человека подошли к Бартелеми, он оперся на них и вышел со словами:— Вы обещали через три дня — самое позднее — узнать, что с моей дочерью, господин Сальватор, так не забудьте!Уже с другой стороны улицы, с порога больницы, за которым он должен был вот-вот скрыться, плотник еще раз крикнул:— Не забудьте о моей бедной Фифиночке, господин Сальватор!— Вы были правы, — заметил Жан Робер, — не в кабаке нужно изучать людей! XII. ЧТО БЫЛО СЛЫШНО В ПРЕДМЕСТЬЕ СЕН-ЖАК В НОЧЬ ПЕРЕД ПОСТОМ ВО ДВОРЕ ЛАВКИ АПТЕКАРЯ Операция была закончена, больной отправлен в больницу; молодые люди готовы были снова пуститься в путь, радуясь мысли, что, не взбреди им в голову прогуляться по парижским улицам в три часа ночи, умер бы человек, у которого впереди было еще лет, наверное, тридцать-сорок.Но прежде чем опять отправиться в дорогу, Сальватор спросил у хозяина лавки воды и ванночку, чтобы отмыть руки от крови.Воды у достойного аптекаря было сколько угодно, а вот ванночка — одна-единственная, та самая, в которой оставалась кровь Бартелеми; Сальватор приказал бережно сохранить ее, чтобы показать доктору, посещавшему по утрам больницу Кошен.Итак, просьба молодого человека вначале могла показаться неисполнимой.Однако аптекарь огляделся и наконец сказал Сальватору:— Если вы хотите как следует вымыть руки, пройдите во двор, к насосу.Сальватор согласился. Несколько капель крови попали на руки и Жану Роберу, поэтому он пошел следом за новым другом.Но на пороге они остановились и в удивлении переглянулись.Как только наружная дверь кухни аптекаря отворилась, в тишине ясной ночи — словно по волшебству — зазвучала мелодичная музыка.Откуда доносились эти нежные звуки? Что это был за божественный инструмент? Рядом, за высокой стеной, находился монастырь. Может быть, оттуда восточный ветер приносил эти восхитительные аккорды церковного органа, ласкавшие слух редких прохожих на улице Сен-Жак?Уж не сама ли святая Цецилия спустилась с небес в эту благочестивую обитель в честь начала поста?В самом деле, то, что слышали двое молодых людей, не было похоже ни на оперную арию, ни на веселое соло музыканта, возвращающегося с бала-маскарада.Скорее это был псалом, церковный гимн, обрывок из какой-нибудь старинной нотной тетради с библейской музыкой.Так могла Рахиль оплакивать сыновей в Раме, и оплакивать безутешно, ведь они ушли от нее навсегда!Друзья вслушивались в доносившуюся до них мелодию, и им казалось, что перед ними, словно скорбные тени, проходят все священные гимны детства, все меланхоличные церковные напевы Себастьяна Баха и Палестрины.Если бы непременно нужно было дать имя этой трогательной музыкальной фантазии, ее можно было бы назвать «Смирение».Ни одно более или менее выразительное название не подошло бы для нее лучше.Музыка говорила в пользу исполнителя.Он, вероятно, был печален и смирен под стать музыке. Молодые люди подумали об этом одновременно.Они начали с того, зачем и пришли сюда, — вымыли руки. Потом они решили разыскать музыканта.Аптекарь подал им полотенце;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34