Возможно, Сад и оказывает пагубное влияние на «болотных убийц» и им подобным. Кто знает, может быть, защита Теофила Готье в его вступлении к «Мадемуазель де Мопен» 1835 года все еще звучит правдоподобно. «Книги перенимают поведение: поведение не перенимают из книг. Регентство породило Кребилльона, а не Кребилльон породил Регентство… Это все равно, что сказать, что весна наступает вследствие появление зеленого горошка. Как раз все наоборот. Зеленый горошек появляется, потому что весна, а вишни — потому что лето». Все же следует высказать одну истину: влияние, оказываемое определенной книгой на отдельного читателя, всегда уникально и неповторимо. Влияние Сада зависит от того поля, на которое падают семена его философии.
Однако способность «автора, имя которого не подлежало упоминанию ни при каких обстоятельствах», внушать страх, отвращение и ужас впечатляла и впечатляет. В Британском музее существовала традиция «опасные» произведения называть «шкафными» томами, которые без веской причины не предъявлялись. Сюда относили книги с грифом секретности, не включенные в каталоги, и отдел запрещенных книг, к работе с которыми никто не допускался, а существование этих томов музей отказывался признавать. Но однажды прошел слух, отраженный Т.Г.Уайтом, что центральное место в этой библиотечной «преисподней» занимают неопубликованные манускрипты маркиза де Сада. Музейное начальство, опасаясь пагубного влияния подобных работ на ум смертного читателя, решило, что знакомиться с такими документами можно только в «присутствии архиепископа Кентерберийского и двух других доверенных лиц».
Природа слухов более поучительна, чем иллюзорное существование рукописей. В какой бы бездне преисподней не томился дух Божественного Маркиза, история эта не могла не вызвать у него взрыв ироничного смеха.

Глава вторая
Великий сеньор
— 1 —
Родился он при самых счастливых обстоятельствах, какие можно только себе представить. По соседству с Люксембургским парком, где за двадцать лет до этого, как утверждали люди, имелась возможность краем глаза взглянуть на ужины герцогини де Берри с обнаженными участниками, стояли монументальные арки и располагался огромный дворец Конде. Саду повезло родиться здесь 2 июня 1760 года, в городском доме одного из наиболее влиятельных семейств Франции. В одну из богатейших в Париже коллекций входили его расписные потолки комнаты принцессы Конде, «Крещение» Альбано, гобелены, предметы обстановки, искусная резьба. Имелась там и роскошная библиотека. Парк, по описанию 1706 года, демонстрировал «сочетание искусства и природы, создававшее невиданную красоту», решетчатые конструкции и аллеи с орнаментированными арками были выполнены в голландском стиле.
Хозяева дворца обладали величием, ничуть не меньшим, чем здание. В семнадцатом веке Людовик, принц де Конде, являлся одним из наиболее выдающихся военачальников Европы. Вести о его победах приходили в Париж или Версаль из Испании, Голландии и Германии. Внук принца женился на дочери Людовика XIV и в 1723 году некоторое время был премьер-министром молодого Людовика XV; его знали под именем Дюк де Бурбон.
Власть и влияние династии Бурбонов-Конде не знали границ. Ей даже удалось пережить Революцию и повторно утвердиться в империи Наполеона. В 1740 году в большом доме у Люксембургского парка обитал «мсье ле Дюк», так его называли при дворе. Жил он там вместе со своей женой принцессой Каролиной и четырехлетним сыном, принцем Луи-Жозефом де Бурбоном. Среди их приближенных во дворце Конде была молодая женщина, родственница принцессы. Звали ее Мари-Элеонор. Она носила почетный титул фрейлины. Мари-Элеонор могла похвастаться не только связями с домом Бурбонов-Конде, она также относилась к дальним потомком великого кардинала Ришелье. Ее муж, Жан-Батист, граф де Сад, служил в армии, а затем стал дипломатом. Штабной офицер, он, по слухам, принимал участие в каких-то тайных переговорах с англичанами, имевшими место в 1733 году, и с русскими. По крайней мере, официально Жан-Батист считался французским посланником при дворе кельнского курфюрста.
Дипломатическая карьера графа де Сада сыграла немаловажную роль в повышении престижа его семьи в общественной жизни Франции времен Людовика XV. Спокойный и обходительный во всем, он и Мари-Элеонор относились к тому типу людей, от которых зависела крепость французской монархии и на кого молодой король мог опереться. Все же, несмотря на впечатление полной надежности, Жан-Батист, граф де Сад, в более стремительный век коммерческих выгод познал все превратности судьбы государственного служащего. Он все больше увязал в долгах и в качестве средства, способного вырвать семью из финансовых трудностей, видел выгодную женитьбу своего сына.
Сам Жан-Батист и Мари-Элеонор сочетались браком в часовне дворца Конде 13 ноября 1733 года. На церемонии присутствовали принц и принцесса. Их первый ребенок, дочь, родилась в 1737 году и умерла в младенчестве. В 1739 году Мари-Элеонор снова забеременела. Когда муж ее по дипломатическим делам отбыл к кельнскому двору, она решила, что родить ребенка будет лучше во дворце Конде. Действительно, малыш Садов мог со временем оказаться подходящим партнером по играм юному принцу Луи-Жозефу. 2 июня 1740 года графиня де Сад родила сына, единственного ребенка, пережившего младенческий возраст. На другой день в церкви Сен-Сюльпис его крестили, дав имя Донатьен-Альфонс-Франсуа.
Далеко на юг страны простиралось влияние семьи мальчика, к которой с почтением относилось не только государство, но и Церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137