Любка, видите ли, любит детей, а я теперь расплачивайся за ее плодовитость.— При чем здесь дети? — опешил полковник.— Да при том, что Марусе или Тамарке я никогда не стала бы шторы шить; сами обойдутся, а Любка многодетная, ее все жалеют, и я туда же, а теперь вот она, расплата. Я ей шторы, а она мне гранатомет! Кстати, если вы подозреваете меня, так может скажете, как смогла я в набитый охраной дом пронести гранатомет? Это же нонсенс!— По частям. Для этого вы и шили шторы, а сами по частям проносили гранатомет.Вспомнив, как в дом заносился шкаф, в который никто и носа не сунул, я рассмеялась:— Стала бы я проносить гранатомет по частям, когда бог подарил мне такой невообразимый ум.— Про ум ваш вы очень невовремя, — попытался перебить меня полковник, но я уже была в ударе.— Еще как вовремя! — с пафосом воскликнула я. — С помощью этого ума уж нашла бы как и что пронести, тем более (полезно вам знать) в квартире Любки вряд ли можно гранатомет собрать. Вы не знаете мою Любку. Фиг бы она дала собирать гранатомет. Не смешите. Любого, кто попадает в ее орбиту, Любка сразу же пристраивает к делу, а тут вдруг я сижу себе и бездельничаю: собираю гранатомет, который детям Любки никак не может быть полезен.Я подумала и добавила:— Пока они маленькие. Потом-то, скорей всего, когда они осознают в каком живут мире, гранатомет им очень даже пригодиться, но речь-то идет о настоящем времени.— Послушайте, — снова попытался перебить меня полковник.Это просто возмутительно — кого они в спецслужбы берут? Никакого воспитания.— Нет уж, это вы теперь послушайте, раз рискнули обвинения мне странные выдвигать. Гранатомет, видите ли, я по частям занесла. И если уж заговорили вы о гранатомете, то прямо скажу: в Любкиной квартире его даже спрятать негде.— Послушайте…— Да что там слушать! Эти Любкины отпрыски, эти, простите за выражение, дети, они же хуже варваров: с утра до вечера обыскивают гостей, ищут “Сникерсы”. Нет, спрятать в Любкиной квартире гранатомет, это нереально, — заключила я и добровольно замолчала.Полковник обрадовался и открыл было рот, но тут же был мною перебит — новая мысль пришла в мою голову.— Если, конечно, не предположить, что из гранатомета стреляла сама Любка, за что лично я ее никак не осудила бы. Дюжина детей! От такой жизни сподвигнешься еще и не на то, но Любки в комнате не было, зато я ясно видела кто стрелял — мужик в фуфайке. Кстати, что б вы знали, на нем еще черная шапочка с прорезями для глаз была. Может то меня и спасло, что я лица злодея не видела.На мой взгляд, вполне рассудительная получилась речь, но полковника она просто взбесила. Бедняга пошел красными пятнами, выскочил из-за стола и… сделав пару кругов по кабинету, так и не тронув меня, уселся на место.— Прекратите строить из себя дурочку! — удивительно тоненьким голоском взвизгнул он и снова хватил по столу кулаком.Ну как тут и мне не возмутиться?— А я и не строю, я вполне искренна.— Молча-ать! — рявкнул полковник, на что у меня (ясное дело) появилась не одна тысяча слов, но, увы, дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался мужчина в штатском.Все в нем было мило: дорогой костюм соперничал с приятной наружностью и манерами, что со всех сторон чрезвычайно радовало глаз, но, к сожалению, радость свою не смогла обнаружить — вынуждена была потупиться, демонстрируя кротость.— Что здесь за крик? — с достоинством поинтересовался мужчина.Я подумала: “Ах, какой важный, какой спокойный, какой волнующий у него голос.”Подумала и опустила голову еще ниже, для пущей убедительности капнув слезами пару раз, мол вот, посмотрите как тут на меня, знаменитость, кричат.Мужчина в штатском (от его глаз не скрылась моя слеза) строго уставился на полковника.— Совершенно невозможно вести допрос, — искренне пожаловался тот. — Эта дама хуже сатаны. Измотала меня так, как и стаду диких кабанов не под силу.— Как вы можете? — рассердился мой защитник. — Софья Адамовна очень милая женщина. Она и мухи не обидит.— Но задолбёт эту муху так, что та сама на нее накинется, — бесстрашно возразил полковник.Думаю, я действительно его достала, раз он бросается на свое начальство почище той мухи.“Кстати о мухах,” — подумала я и обратилась к мужчине в штатском.— Представляете, меня обвиняют в том, что я стреляла из “Мухи”, — робко поведала я.Мужчина в штатском огорчился и ласково попросил:— Софья Адамовна, потерпите еще немного и постарайтесь максимально нам помочь. Я же со своей стороны постараюсь в ближайшие дни избавить вас от неприятного собеседника.Он выразительно посмотрел на полковника и покинул кабинет.Я остолбенела: “В ближайшие дни? Не хочет ли он сказать, что дней этих будет много? Невероятно!”Полковник, вот молодчина, пока я страдала, окончательно взял себя в руки и со всею вежливостью ко мне обратился:— Софья Адамовна, продолжим беседу.— Продолжим, — сомнамбулически откликнулась я, не выходя из транса.— Софья Адамовна, очень прошу, сосредоточьтесь. Постарайтесь не касаться ничего, кроме гранатомета и покушения на президента.Грустить долго не могу, так уж устроена.“Черт с ними, — подумала я, — буду жить здесь. Они же живут, и им это нравится. И я привыкну. Да и не так здесь плохо, раз имеются такие приятные мужчины, как тот в штатском. Ах, какой у него голос…”— Софья Адамовна, — тем временем не отставал от меня полковник, — со всем уважением вас прошу, давайте продолжим разговор, но только о самом главном будем поминать.Я кивнула, давая понять, что приветствую хороший тон, и сказала:— Понимаю, вы хотите сократить нашу беседу, но темы заданы уж слишком плодородные — об одном гранатомете могу часами рассказывать, не говоря уже о президенте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12