.. если сегодня они не пожалуют, то наши подозрения - неправильные. А если пожалуют - мы встретим их во всеоружии. Но для этого нам нельзя засвечиваться, никак нельзя показывать, будто кто-то есть дома.
- В общем, я пошел открывать замок люка, - вмешался Димка в спор друзей. - Кстати, у вас нет ножовки для металла? Дужка замка довольно фиговая, её перепилить - одна минута.
- Должна быть, - сказал Юрка. - Пойдем, поглядим в инструментах.
Ножовка нашлась, и Димка отправился пилить замок, бросив друзьям:
- Вы на стреме стойте, смотрите в оба! Ведь могут появиться не только грабители, но и техник-смотритель, или сосед какой дотошный. От них не отстреляешься, и накостыляют нам тогда!
Но все обошлось. Замок был перепилен очень быстро - не за минуту, правда, а за пять, да и то потому лишь, что Димка периодически останавливался и прислушивался к движению лифта, готовый смыться, когда казалось, что лифт идет на последний этаж.
- Вот и порядок! - Димка приподнял крышку люка. - Ой, а как на крыше здорово! Чур, я дежурю!
- Тебе нельзя, - сказал Ленька. - Ведь тебе нельзя выпускать оружие из рук, ты единственный умеешь с ним обращаться.
- Мы можем побыть на крыше все вместе, - предложил Юрка. - А если увидим в бинокль, что в подъезд входят подозрительные личности, то разделимся: кто-то будет встречать их в квартире, а кто-то побежит к соседям вызывать милицию.
- По-моему, никому в квартире оставаться не обязательно, - пробормотал Ленька. - Что, в перестрелку с ними вступать? Можно так: один из нас отправится к соседям, а двое других будут стеречь на лестничной клетке. И вмешаются только в том случае, если грабители станут уходить до приезда милиции.
- Верно мыслишь, - согласился Ленька. - Ну, поднимай люк!
Ребята подняли люк и поднялись наверх, навстречу ясному майскому небу, ослепительно голубому, и сияющему солнцу.
От развернувшейся перед ними панорамы у них захватило дух.
С одной стороны была смутно различима бледновато золотистая дымка: это бензиновый зной висел над Садовым кольцом, над той его частью, которая в те времена называлась улицей Чкалова, а теперь вновь называется Земляным Валом. В другую сторону виднелись шпили Курского вокзала и, чуть в стороне, шпили Трех Вокзалов: Ярославского, Ленинградского и Казанского, а огромная сталинская "высотка" на Лермонтовской площади будто собирала эти шпили вокруг себя, как генерал своих солдат. Если повернуться на сто восемьдесят градусов - над неровными линиями городского пейзажа возносилась такая же "высотка" на Таганке, у Яузских ворот. Между этими двумя высотками угадывалась сама Яуза с её набережными, и, по соседству с двумя мостами, обычным и железнодорожным, на крутом высоком холме поднимал свои главы Андроников монастырь, свежая, тонкая еще, зелень деревьев вокруг его стен и башен казалась зелеными облаками, и оттого возникало впечатление, будто монастырь не на твердой земле стоит, а парит на этих облаках, и ещё больше он казался похожим на волшебное видение, на сказочный терем. И - дома, дома, крыши домов и гаражей, крохотные человечки, быстро бегущие машины, похожие с такой высоты на разноцветных букашек, и скверы, и парки, и аллеи...
Ребятам и раньше доводилось подниматься на крышу, но ни разу Москва не открывалась перед ними с такой беспримесной ясностью, как в то утро, никогда воздух не был так прозрачен, и не только прозрачен, а ещё и устойчив - да, именно устойчив - он не вибрировал, не дрожал, он словно в согнутой ковшиком ладони держал весь город, другой ладонью бережно промывая все краски, чтобы все мельчайшие детали сделались видны выпукло и четко, и чтобы такими же четкими были заостренные силуэты высотных зданий на фоне неба. Так в воде оживает листочек с переводной - или, как порой её называют, волшебной - картинкой: блеклое невнятное пятно превращается в яркий привлекательный рисунок.
- Ух ты! - сказал Димка. - Это ж, ребята...
Он замолк, не находя нужных слов.
- Как будто мы... - Ленька тоже искал нужные слова. Точно такие ясные и четкие шпили - не высоток, правда, а церквей и колоколен - точно такие ясные и четкие краски и точно такое высокое небо были у английских городов на иллюстрациях к "Плывет, плывет кораблик... Английские детские песенки в переводе Маршака", одной из главных детских книг шестидесятых годов, в чудесной книге огромного формата и с плотными листами, которые так приятно было перелистывать; в книге, которую все дошколята того времени знали наизусть и которую взрослые читали не меньше, чем положенных им "взрослых" поэтов; "Плывет, плывет кораблик, Кораблик золотой..." "Не было гвоздя подкова пропала..." "Много-много птичек Запекли в пирог..." "Из чего только сделаны мальчики..." Ленька на всю жизнь сохранил воспоминание, как от восторга перехватывало дух, когда в пять или шесть лет он открывал эту книгу и разглядывал кузницы и колокольни, мосты и замки, золотые короны и алые мантии, разноцветные камзолы "храбрых портных" и королевских солдат... А ещё там были гуляки, пьющие густого, почти малинового цвета вино из огромных кубков на пирах у славного короля Артура и веселого короля Коля, и мальчишки, тайком удирающие из окон спален погулять при луне, и неряшливые феечки, которых близко нельзя подпускать к булочкам с маслицем... И кого ещё там только не было - целая страна, густо заселенная, удивительный мир, только в котором и хотелось жить, несмотря не то, что и в этом мире не все было безоблачно. "Враг вступает в город, Пленных не щадя..." Страшные вороны нападали на Твидлдума и Твидлди... И страшен почему-то был обжора Робин Бобин. Уже много позже Ленька Болдин узнал, что "Робин Бобин" сначала был сатирическими стишками, сложенными про короля Генриха VIII, который казнил всех своих жен, направо и налево казнил подданных, отбирал в пользу королевской казны и церкви, и монастыри, и кузницы, и дома - то есть, "съедал" своих поданных и их имущество, и все диву давались его ненасытности;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38